Моника Мерфи
Праздничные поцелуи
1 глава
Рен
За пять дней до Рождества
Я медленно просыпаюсь, меня будит низкий гул разговора. Мои глаза распахиваются, и я смотрю налево, чтобы увидеть, что сторона кровати Крю пуста. Ха.
Протянув руку, я дотрагиваюсь до простыней и обнаруживаю, что они холодные, а это значит, что он встал некоторое время назад. Он не ранняя пташка в этих отношениях - это была бы я, особенно в последние несколько месяцев.
Перекатившись к тумбочке, я протягиваю руку и беру свой телефон и вижу, что уже больше восьми утра.
Я сажусь прямо, убирая волосы с лица, пытаясь не обращать внимания на внезапную боль в груди. Встав с кровати, я торопливо надеваю старую толстовку с логотипом школы Ланкастер, которую все еще ношу, потому что она такая мягкая и теплая, и выхожу из нашей спальни, направляясь в сторону того разговора, который я все еще слышу.
Это больше односторонний разговор, глубокий мужской голос, от которого у меня внутри становится тепло. Я точно знаю, кто говорит, и я точно знаю, с кем он разговаривает. Я даже задерживаюсь в стороне от кухни, чтобы подглядеть за ними, и улыбка появляется на моем лице.
"Твоя мамочка - ленивая птичка, не так ли? Что ж, она этого заслуживает. Ты не даешь ей спать полночи, потому что все время такая голодная."
Звучит воркование, как будто в ответ ему, и я ничего не могу с этим поделать. Слезы наворачиваются на мои глаза.
Я была так эмоциональна в этом году. Мне кажется, что я всегда плачу.
"Оу, ты такая милая. Прямо сейчас ты выглядишь точь-в-точь как она. Самый красивый ребенок в городе. Может быть, во всем штате? Во всем мире? Ты самая милая маленькая птичка. Хотя ты больше похожа на дерево, хотя это не такое уж замечательное прозвище, да? Может быть, нам стоит сменить твое имя. Я думаю, что начну называть тебя Робином. Голубая сойка? Как насчет Голубя?"
Не в силах больше этого выносить, я вхожу в нашу крошечную кухню, чтобы положить конец этому бреду.
"Голубь - худшее прозвище в мире, и ты можете процитировать меня по этому поводу", - объявляю я.
Мой муж и наш ребенок оба поворачивают головы в мою сторону, оба улыбаются, в то время как у меня перехватывает дыхание.
Крю сидит за нашим кухонным столом в одной лишь паре темно-зеленых клетчатых пижамных штанов, и наша дочь прислоняется щекой к его груди, как будто ничего не может с собой поделать.
Я не виню ее. Мне нравится прижиматься лицом именно к тому месту, где его шея соединяется с плечом. От него там хорошо пахнет. От него везде хорошо пахнет.
"Смотри, вот и твоя мамочка", - напевает ей Крю, прежде чем сверкнуть улыбкой в моем направлении.
"Доброе утро, соня."
"Доброе утро". Я улыбаюсь им обоим. "Уже так поздно".
"Не совсем. Благодаря этому маленькому свертку ты никогда не можешь нормально поспать". Он поднимает Уиллоу и встает, его рука обхватывает ее крошечную попку, и она начинает двигать ногами. "Она начала суетиться, а ты все еще спала, так что я подумал, что могу помочь."
"Как долго вы двое не спали?" Я продвигаюсь дальше на кухню, мои пальцы так и чешутся схватить нашу дочь и прижать ее к себе. Она обожает прижиматься друг к другу.
Мы осыпаем ее такой любовью, что иногда я беспокоюсь, что в конечном итоге она будет избалована насквозь, но Крю заверяет меня, что она будет избалована, несмотря ни на что, благодаря тому, что она Ланкастер.
Но Ланкастер, избалованный любовью? Это большая редкость. Любовь не причинит вреда нашей дочери. Это только сделает ее сильнее.
"Больше часа". Он начинает мило разговаривать "У нас было свое время. Время сближения папы и дочери, верно, Уилл? Верно?"
Я закатываю глаза. "Уилл? Это мужское имя."
"Мне оно нравится. И я думаю, что она тоже так думает. Да, Уилл?"
Уиллоу булькает, ее глаза сверкают, когда она улыбается своему папе.
"Отдай ее мне". Я машу ему пальцами в универсальном жесте "дай мне", и он передает ее в мои объятия. Я прижимаю ее к себе, ее маленькое личико прижимается к моей шее, и я глубоко вдыхаю ее сладкий детский аромат. "Мамочка скучала по тебе этим утром".
"Мама храпела, так что я почти уверен, что ты совсем по ней не скучала". Крю уже готов ухмыляться, когда я посылаю ему злобный взгляд, который я не имею в виду. "Ты голодна?"
"Я приготовлю тебе завтрак. Французские тосты?"
Я качаю головой. Он знает, что это мое любимое блюдо, но… "Мне все еще нужно сбросить несколько килограмм".
Он встает со стула и подходит ко мне, обнимая меня так, что мы вдвоем окружаем Уиллоу. "Мне нравятся твои пышные формы".
"Они уже были не маленькими. Теперь у меня огромные сиськи". Я тихо плачу, но жалуюсь только ему.
"Ты кормишь нашего ребенка. Конечно, они будут такими." Его взгляд опускается на мою грудь, которая натягивает спереди мою толстовку, которая сидела идеально, пока я не была беременна. "Перестань быть такой суровой к себе. И это почти твой день рождения. Ты заслуживаешь французских тостов."
“Хорошо”. Я сдаюсь, потому что спорить с ним о подобных вещах бессмысленно. Он всегда добивается своего. Не то чтобы я не извлекала из этого никакой пользы.
Я сажусь за наш стол и держу Уиллоу, пока Крю ходит по кухне, готовя нам завтрак. Я никогда не представляла, что наша жизнь будет такой, но так оно и есть.
Мы вдвоем поженились, у нас родился наш первый ребенок, и мы живем в маленькой квартирке на верхнем Ист-сайде. И когда я говорю "маленькой", я имею в виду стандарты Ланкастеров, потому что его семья владеет одними из самых больших квартир, которые я когда-либо видела в городе. Их владения недвижимостью огромны и впечатляют.
Одна из двоюродных бабушек Крю, у которой никогда не было детей, умерла несколько лет назад, сразу после нашей свадьбы, и она оставила нам свою квартиру. Это был неожиданный и приятный жест, и хотя братья Крю, которые оба занимаются недвижимостью, изо всех сил пытались заставить нас продать это место, благодаря тому, что цены по соседству были самыми высокими за всю историю, мы отказались.
Вместо этого мы аккуратно отремонтировали ее, приведя в соответствие с современными стандартами, не лишив его ни малейшего очарования. Дом был построен в конце 1800-х годов, и в тот момент, когда я вошла в квартиру, я повернулась к своему мужу с такой надеждой во взгляде, что он начал засмеялся.
"Ты хочешь оставить ее себе". Он даже не потрудился спросить. Он просто знал.
Кивнув, я подошла к нему и обвила руками его шею, крепко целуя в губы. "Да, пожалуйста".