— Эмма Серенсен! — воскликнул Кристиан Фредерик.
Молодые люди ее хорошо знали, потому что она дружила с Констансе Бломгрен, и обе девушки были самые красивые в городе. Все трое набросились на Эллингсена с расспросами.
Но Ивар Эллингсен и сам ничего толком не знал — слыхал лишь, что она с кем-то спуталась — как говорят, с женатым человеком.
Его гораздо больше интересовало то, что подлые кроты, до сих пор не имевшие никакой власти в союзе ремесленников, теперь, в результате незаконных перевыборов, заняли вдруг все места в правлении.
— Да, шапочнику теперь не до праздника, — заметил Рандульф.
— Он, говорят, совсем пал духом, особенно из-за этой истории с дочкой.
— А Иверсен?
— Я его несколько раз видел на улице, но как только он меня замечал, он сворачивал за угол, как… как…
— Как крот, — сказал Рандульф.
— Значит, наш праздничный комитет уже собрался в полном составе! — воскликнул Гарман. — Боюсь, что пастора Дуппе ждать нечего — сигара, видно, не пошла ему впрок.
Остальные попытались было рассмеяться, но не смогли — у всех оставалось какое-то неприятное чувство. Им вдруг показалось, что их слишком мало. Даже неунывающему Холку нанесли удар — он не знал, как выпутаться из этой истории с векселем.
Ивар Эллингсен кричал, бранился, хлопал себя по ляжкам — только не сдаваться! Нечего отступать перед пастором и крупными коммерсантами! Надо выдержать этот натиск, и тогда все горожане пойдут за праздничным комитетом! Тут он раскрыл свой большой бумажник и вытащил образцы плакатов и программ, которые должны были завтра расклеить по городу и раздавать.
От этого настроение у всех улучшилось, и каждый стал отчитываться в том, что успел сделать.
Кристиан Фредерик заверил, что ракеты для фейерверка прибудут вовремя; и это будет совершенно замечательный фейерверк! И постепенно они вновь воодушевились от мысли, что наперекор всему праздник все-таки состоится.
Но в дверь постучали, и в комнату вошла мадам Бломгрен. Ее нижняя губа была уродливо оттопырена, а мелкие морщинки, появившиеся на ее лице с тех пор, как она похудела, подергивались.
Мадам Бломгрен присела к столу. Мужчины молчали. Она переводила взгляд с одного на другого. Потом сказала:
— Вы, господа, небось знаете, что с вашим народным праздником дело не клеится.
— Ну, мадам Бломгрен, не так уж все плохо! — весело воскликнул молодой Гарман.
— Я бедная вдова, — продолжала мадам Бломгрен, не меняя выражения лица.
— Вам нечего бояться, мадам Бломгрен.
— Вы можете сами пройти на кухню, господа, и убедиться, сколько всего закуплено.
— Повторяю вам, мадам Бломгрен, вы ничем не рискуете.
— И Констансе… — начала было мадам Бломгрен, но голос ее дрогнул, и слезы выступили на ее маленьких, заплывших глазах.
— Успокойтесь, дорогая мадам Бломгрен, успокойтесь, — наперебой закричали все и принялись ее утешать.
Ивар Эллингсен, не придумав ничего лучшего, заказал шампанского. И это немного помогло. Сначала они выпили с мадам Бломгрен, а когда она, несколько успокоенная, ушла к себе, они продолжали пить, ободряя друг друга и произнося тосты в честь завтрашнего праздника.
— А что в газетах? Чем они сегодня нас порадуют?
Гарман пошел в читальный зал и принес оттуда все три газеты.
— А! Вот и заявление амтмана! — воскликнул Холк и прочел вслух: «Считаем необходимым обратить внимание наших читателей на то, что распространившиеся слухи относительно участия амтмана в инициативном комитете по проведению праздника в „Парадизе“ ни на чем не основаны, — амтман отнюдь не принадлежит к числу инициаторов праздника. Нам также известно, что никакого содействия этому празднику со стороны городских властей оказано не будет».
В каждой газете в этот вечер была напечатана неблагожелательная заметка о празднике. Все повернули вспять — так извозчичьи лошади, свернувшие по ошибке не в ту улицу, рысью скачут назад, бодро, как ни в чем не бывало, помахивая хвостами, — они ведь привыкли послушно менять направление.
Рандульф взял «Свидетеля истины» и, казалось, углубился в чтение; остальные стали просить его читать вслух.
«Отвратительнее всего, — начал Рандульф, — когда неверующие, легкомысленные люди, стремясь удовлетворить свои низменные склонности, прикрываются из тщеславия именем народа и пытаются окружить свои нечистые намерения фальшивым ореолом народности. Нечто подобное происходило последние дни в нашем городе, когда известные круги стремились пробудить у горожан интерес к так называемому „народному празднику“, который — характерная подробность! — должен был состояться в пресловутом „Парадизе“, месте, пользующемся столь дурной репутацией. Мы не хотим позорить организаторов этого псевдонародного праздника и потому не будем называть их имена».