Выбрать главу

Элоиза не сомневалась, что никогда не станет сокрушаться из-за мужчин. Что никогда не будет зависима от них. Но Винченцо всегда воспринимался ею иначе. Она видела в нем друга. Защитника. В пятнадцать лет ее сердце всякий раз едва не выпрыгивало из груди при его появлении. Когда он отправился на учебу и приезжал домой лишь изредка, она думала, что умрет от тоски. То были одинокие годы, и жила она исключительно ожиданием его каникул.

Вот почему, когда Винченцо окончил школу и вернулся в Ариосту, она решила отдаться ему, просто чтобы он знал, как сильно она его любит. Восемнадцатилетняя девушка, полная надежд.

Элоиза позаимствовала одно из платьев своей матери, подобных которому никогда не надевала. Узкое, сексуальное. Все, чтобы понравиться ему. Прокралась в его комнату в полночь. Винченцо с обнаженным торсом лежал в кровати, и был так прекрасен, что у нее перехватило дыхание и она чуть не расплакалась.

— Что ты тут делаешь, Элоиза?

— Мне нужно было тебя увидеть.

— Ты могла подождать до завтрака.

— Нет. Нет, не могла.

Едва сдерживая дрожь, она пересекла комнату, забралась на кровать и легла прямо на него.

— Я… Я хочу тебя, Винченцо. Я люблю тебя.

Склонившись, она поцеловала его. Ее первый поцелуй. Тот, о котором она всегда мечтала. Его поцелуй.

И на мгновение Винченцо обнял ее за шею и ответил на поцелуй. Она ощутила его эрекцию, и тело ее напряглось.

Но затем он вдруг оттолкнул ее:

— Элоиза, нет. Ты слишком молода. Ты не можешь знать, чего хочешь.

— Но я знаю, — ответила она, проводя руками по его груди. — Мне нужен ты. Я хочу тебя. Я люблю тебя.

— Ты ведь не знаешь других мужчин. Тебе нужно получить образование, увидеть мир. Поцеловаться с кем-то еще. А когда вернешься… если ты по-прежнему будешь думать, что любишь меня… Ты всегда будешь моей, Элоиза.

Но нет. Вышло иначе. Он так быстро поверил в ложь своей матери и во всю ту ложь, что говорила о ней пресса.

— Уезжай, Элоиза.

Его лицо было подобно камню.

— Винченцо, это все неправда! Я никогда, никогда бы не…

— Вот возьми. — Он протянул ей чек на крупную сумму. — Уезжай и никогда не возвращайся.

Тогда она просто решила, что ей недостает привлекательности. Конечно, сейчас она понимала, что это вовсе не так. Элоиза не определяла себя по тому, что готовы или не готовы были дать ей окружающие люди. И не ее задачей было нести бремя чужой вины. Психотерапевт помог ей. Но почему-то находясь рядом с Винченцо, она вновь ощущала себя восемнадцатилетней девушкой, отчаянно пытающейся ему угодить. И ее это бесило.

И то, как он смотрел на нее, будто теперь считал ее красивой, тем более странно. Все это просто не укладывалось в голове.

Вернувшись в спальню, Элоиза обнаружила на кровати белые льняные брюки и белую блузку из того же материала. Рядом с ними лежало белое нижнее белье. Все выдержано в свадебных цветах, при том что им вовсе не предстояло изображать будущих супругов. Вовсе нет. Винченцо намеревался продемонстрировать ее всему миру как свою новую любовницу. И она прекрасно знала, какого мнения он об этом на самом деле. Что это означало для него. Такой же он видел ее мать. Элоиза это понимала. Отчасти они оба пострадали. Просто ей не нравилось, какой жалкой она себе подчас казалась. И дело даже не в страхе предстать перед прессой. На самом-то деле не так уж она ее и боялась. Прежде они уже сдирали с нее кожу, а тогда она была молода и куда более ранима.

Вся обстановка напоминала ей себя прежнюю. Несчастную, одинокую девушку, мечтавшую угодить Винченцо во всем. Мечтавшую во всем угодить своей матери. Элоиза давно стала человеком, которым хотела быть сама. И была счастлива. Почти. Она забыла о той части себя, что мечтала быть желанной. Отношения ее матери всегда беспокоили Элоизу. То, что произошло между ней и Винченцо, беспокоило ее еще сильнее. Она навсегда убедилась, что серьезные любовные отношения не для нее. Все, что происходило сейчас, лишь подтверждало ее правоту. Ибо в ее душу вновь закралась неуверенность в себе. Смущение. Все те эмоции, от которых она упорно пыталась избавиться. Она думала о том, каким видят ее тело окружающие, и решила, что эти мысли ни к чему.