Об их прибытии доложили, а затем провели по главным коридорам дворца к огромному банкетному залу, где во главе стола сидел его отец, а по его правую руку восседала мать Элоизы. Женщина подняла взгляд. Ее глаза были сродни двум блестящим драгоценным камням. Ее ногти красные и длинные, подобны когтям.
Ей не было позволено занимать это место при жизни матери Винченцо, и он видел, что ей нравилось демонстрировать ему столь явственную смену ролей.
— Как прекрасно, что вы присоединились к нам, — произнесла она, изображая хозяйку.
Винченцо был в ярости, но не подавал виду.
— Мы тоже рады.
— Остальные гости скоро будут здесь, — сказал король, и лишь в этот момент, чуть погодя, мать Элоизы узнала дочь. А мгновение спустя ее узнал и король. — Что это значит? — спросил он.
— Ах это? — сказал Винченцо. — Элоиза здесь в качестве моей любовницы. Должен признать, в последнее время она мне очень нравится.
Мать посмотрела на дочь с презрительной усмешкой.
— Быть такого не может, — произнесла она. — Она же как минимум двенадцать килограмм набрала. Думаю, человеку твоего уровня следовало бы иметь вкус получше.
Винченцо удивило даже не то, что в этот миг он ощутил еще больше солидарности с Элоизой, а заклокотавшая в нем ярость. Не слишком ли он был жестким с Элоизой? Возможно. Но не в этом дело. То, как на девушку смотрела ее собственная мать… Он вдруг понял, что это ненависть. За ее молодость. За то, что она прекрасна. Что бы она там ни говорила, ее затмила собственная дочь, и она не могла этого вынести.
— Поверь, мой вкус безупречен, — ответил он. — И на мой взгляд, ее тело — само совершенство. Более того, я решил придать это огласке, как и наши с вами отношения.
— Все, кто приглашен сегодня вечером, прекрасно осведомлены о моих отношениях с Крессидой Сент-Джордж. Это мой ближний круг.
— Не сомневаюсь, отец. Но одно дело — твои приятели, и совсем другое — общественность, — парировал Винченцо. — Я уже пообщался с прессой. Конечно. Все они помнят тот невинный грешок, на котором тебя поймали. Но ты разрушил репутацию Элоизы. Изобразил все так, будто ты — единственная жертва. У меня есть свидетельства обратного, и я сделаю все, чтобы мир об этом узнал. Не только о твоих сексуальных утехах, но и обо всех деньгах, которые ты украл у собственной страны. Ты мошенник, обобравший государство и народ. А я позабочусь о том, чтобы мир об этом узнал. И чтобы ты за все ответил.
Король побагровел от злости, но в этот момент в банкетный зал начали прибывать другие высокопоставленные лица и дипломаты.
Элоиза чувствовала себя подавленной. Винченцо немедленно вступил в разговоры с мужчинами за столом, поднимая неудобные вопросы об экономике страны. Он чувствовал, как она съежилась подле него. И вновь у него появилось желание защитить ее. Объяснить его Винченцо не мог. Миссия его была проста. Помочь своей стране и отомстить. Вместо этого он ощущал себя поглощенным ею. А это в планы не входило.
Винченцо решил, что сегодня больше не станет говорить с отцом. Сегодня его задача — общение с остальными. Он встал и вышел из-за стола вместе со всеми, хотя отец и пытался его остановить.
— Мы с Элоизой поедем ко мне домой, — сказал Винченцо. — Хочу побыть с ней наедине. Надеюсь, вы меня понимаете.
— Ты же вместе с ней вырос! — возмутился король.
— А ты воспользовался ею, — возразил Винченцо. — Чего я делать не стану. Но для тебя ведь это обычное дело, не так ли?
— Ты не сделаешь это достоянием гласности, — проговорил король.
— Уже сделал.
Его отец схватил Элоизу за руку:
— Если желаешь изображать шлюху…
— Никогда не желала, — ответила Элоиза. — И вы это знаете. Сами же раздули эту историю, чтобы отвлечь прессу от реальности. Теперь я это понимаю. Мое лицо, мое тело… Все это вы скормили прессе, изображая жертву. Видимо, кто-то знал, что у вас есть любовница, но они не знали наверняка, кто именно. Вот вы и придумали сказку обо мне, чтобы скандал не затронул мою мать.
Винченцо замер, как статуя. Случаи в его жизни, когда он чего-то не понимал, можно было сосчитать по пальцам. Одним случаем был тот раз, когда Элоиза поцеловала его, а он прогнал ее, вместо того чтобы поддаться желанию и овладеть ею. И вот теперь это. Он не знал. Он не мог поверить. Просто не мог.
— Я сама не знала, почему решила вернуться, — продолжала она. Ее голос звучал отстраненно. — Но теперь поняла. Чтобы сидеть в первом ряду, когда вы потеряете все. Вы уничтожили меня на глазах всего мира, но это не станет последним словом. Последнее слово будет за мной. Вы не могли заставить меня стать своей любовницей. Не могли напугать позором, чтобы я исчезла навсегда. И теперь не заставите молчать. Вы мерзкий старый извращенец. Может, вы и сделали мою мать своей марионеткой, но меня сделали отнюдь не вы. И не ты, мама, — сказала она, повернувшись лицом к матери. — Все, чем я стала, — плод моих трудов.