Сама Элоиза не была уверена, что правосудие хоть как-то совместимо с поэзией. Однако все происходящее умиротворяло тот потаенный уголок ее сердца, который, как она думала, давно перестал болеть. Какой человек не жаждет лицом к лицу стоять перед теми, кто издевался над ним, и говорить им все, что о них думает? Когда новость о ее якобы отношениях с королем разнеслась по миру, она была в отчаянии, потеряв единственного союзника, который, как она думала, у нее был. Винченцо.
В каком-то смысле именно Винченцо причинил ей больше боли, чем все остальные. Ибо в свою мать она не верила никогда. Да и в короля тоже. Но в Винченцо верила.
Элоиза отбросила ненужные мысли и решила пойти прогуляться.
Пройдясь по рынку, находившемуся недалеко от центра города, она отыскала фермерские ряды. Купила цветы. Много цветов. Столько, что пришлось нести их в охапке назад к отелю. Она поднялась обратно в пентхаус, вызвав лифт отпечатком пальца, и начала расставлять цветы по всем вазам, что попадались ей под руку.
Вскоре появился Винченцо. Он был без рубашки. Пот струился по его груди. Лицо раскраснелось.
— Это еще что?
— Надо же, — произнесла она. — Я думала, ты еще в кровати.
— Я был на пробежке, — ответил он. — Что это?
— Я думала, цветы сделают комнату ярче. Люблю цветы.
Он помолчал:
— У меня здесь никогда не было цветов.
— У тебя вообще все довольно серо. Так намного красивее, тебе не кажется?
Винченцо покачал головой:
— Нет, мне не кажется.
— Не будь таким вредным, Винченцо, — улыбнулась Элоиза, продолжая расставлять цветы.
Он глубоко вздохнул и сложил руки на груди.
— Я думал о своем отце.
— Да?
— Он ублюдок.
— Спорить не стану.
— Если не желаешь участвовать в этом…
Ее руки замерли. Она подняла глаза.
— Ты хочешь знать, чего хочу я?
Лицо Винченцо было мрачным.
— Именно.
У нее перехватило дыхание. Она могла уйти. Уйти прямо сейчас. Забыть, что происходит в Ариосте. Винченцо справился бы со своей местью без нее.
— Винченцо, ты теперь веришь мне?
— Да, — тихо ответил он. — Я… раскаиваюсь.
— Ты когда-нибудь говорил нечто подобное кому-нибудь еще?
Он отвернулся.
— Я никогда ни в чем не раскаивался. Но раскаиваюсь теперь.
Ее сердце колотилось как бешеное.
— Я принимаю твои извинения.
— Ты хотела бы уехать?
— Нет, — ответила она. — Мне, возможно, трудно понять свои чувства, и я не уверена, что счастлива… Что испытываю радость… Но задуманное тобою сделать необходимо, в этом я не сомневаюсь. И в конечном счете, думаю, неплохо, что я стану тому свидетелем. Но пока я хотела бы заняться цветами и теми делами, которые мне нравятся.
— Конечно.
— Кстати, насчет золотого платья…
Оно было таким открытым. Элоизе было неловко, когда он впервые заставил ее примерить наряд. Но теперь многое изменилось. Она не желала казаться испуганной или смущенной. Ей хотелось… Если Винченцо считал, что она красива, то она хотела быть именно такой. Для себя и для него. Может, это и неправильное желание — быть красивой ради него, — но она его испытывала.
— Тебя что-то беспокоит?
Слишком откровенный наряд ее и в самом деле беспокоил, но она решила, что это не страшно.
— Откровенно говоря, больше всего меня беспокоит то, что придется танцевать.
— Да, танцевать придется, — согласился Винченцо.
— Я так и подумала. Но ведь мы же заявляем о себе, не так ли? — Понизив голос и нахмурив брови, она попыталась изобразить Винченцо. — Нужно устроить шоу.
— Передразниваешь меня?
— Раз ты не уверен, значит, вышло у меня плохо, — ответила она.
— Никто не смеет меня дразнить.
— Я смею. И делаю это довольно ловко. Прости, если это противоречит королевской конституции.
— Я рад, что ты не такая робкая, как вчера.
— Под конец я не была такой уж робкой.
— Нет, — согласился он с улыбкой. — И правда не была.
Именно благодаря его улыбке ее робость будто рукой сняло.
— Поучишь меня танцевать?
— Нет, — ответил Винченцо.
— Ну пожалуйста!
— Что, прямо сейчас?
Он указал на свою обнаженную грудь, и Элоиза не смогла отказать себе в удовольствии оглядеть его тело. Блестящее от пота и смуглое. Сильные руки, накачанные грудные мышцы и брюшной пресс. Ей так хотелось дотронуться до него. И желание это было совсем не схожим с фантазиями, обуревавшими ее в восемнадцать лет. Тогда ее мечты были самой невинностью. Сладкие поцелуи. Бережные прикосновения. Теперь же она явственно представляла его горячую кожу, их потные тела… Его губы припадут к ее рту, а его щетина будет приятно царапать ей щеки. Элоиза представляла, как рука его скользнет меж ее бедер, и…