— Но для тебя это не любовь? — спросила Элоиза.
— Я думаю, любовь — это массовая галлюцинация нашего общества, — мрачно ответил Винченцо. — Если бы меньшее количество людей говорило о ней с той же легкостью, с которой они чихают, возможно, она и обрела бы свой исконный вес. Тогда в ней было бы что понимать. Но я откровенный циник в вопросе любви.
— Твоя мать наверняка любила тебя.
Винченцо пожал плечами, глядя в никуда.
— Может, и так. Но она никогда не говорила мне об этом. И все же моя мать повлияла на мою жизнь больше, чем кто бы то ни было. Она выполняла свои обязательства. Следила за моим благополучием. Она была хорошей королевой. Не получившей ни капли признания от моего отца. Только презрение.
Элоиза была поражена. Винченцо не верил в чувство, которое она считала фундаментальным и величайшим в мире. Хотя… В нем любовь будто дала трещину. Она словно рушилась, рассыпалась в его душе. Являлась ли любовь и просто теплое отношение одним и тем же? А также долг и чувство ответственности? Во всем вышеперечисленном ей отказали ее родители. Но все же ей казалось, что существует нечто большее. Например, сознательное самопожертвование ради любимого человека.
— А тебе хотелось услышать от нее эти слова? — спросила Элоиза.
— Одно время хотелось. Но в конечном счете это не важно.
— У тебя очень мрачный взгляд на мир, — заметила Элоиза.
— Ты считаешь? А мне так не кажется. Куда неприятнее сам факт, что слова в нашем мире утратили свою ценность. Мы их произносим, мы надеемся услышать их от других и вовсе не думаем о том, что они могут означать. И что они должны означать. А если бы думали, то люди вроде наших родителей не могли бы существовать в отрыве от мира. И не размышляя о собственном поведении.
— Ты считаешь, они не видят реальность? — спросила она.
— Искренне надеюсь, что нет, — ответил Винченцо. — Если они в полной мере осознают всю глубину своей развращенности и все равно идут по избранному ими пути, то это намного печальнее.
— Пожалуй, ты прав, — согласилась Элоиза.
Ее пронизал внутренний холод. Она смотрела на него, и ей казалось, что теперь понимает его куда лучше и глубже, чем прежде. Ее удивляло, почему Винченцо вдруг захотел этого ребенка, хотя раньше твердо намеревался не иметь детей. Почему приехал за ней. Почему хотел на ней жениться. Однако теперь она видела, что он мужчина с глубоким внутренним миром. Притом что сам он, очевидно, придерживался о себе иного мнения. Он рьяно пытался понять глубинную природу любви, прежде чем начнет исповедовать ее. И Элоиза понимала, что такова его природа.
Она убежала в свою простую жизнь, а с Винченцо ничто и никогда не будет просто. И это ей стоило усвоить. Усвоить и принять. Да, быть с ним — это выбор. Выбор, который унесет ее прочь от прежней жизни. Но достаточно ли она сильна? Готова ли быть с ним?
Она согнулась над обеденным столиком и прижалась губами к его рту. Винченцо замер, и она тоже. В ее жилах словно заполыхал огонь. Да, простой ее жизнь не станет уже никогда.
— Я хочу покататься на тройке, — сказала Элоиза.
— Пони вряд ли сможет тянуть эти сани, — ответил Винченцо.
— Конечно нет. Но ты обещал мне рождественскую сказку.
— Это правда. Только сначала позвоню друзьям и скажу им, какого монстра в твоем лице они сотворили.
— И что же я за монстр? — уточнила Элоиза.
— Думаю, во многом похожий на них, — усмехнулся Винченцо.
— Расскажи мне о своих друзьях? — попросила она.
— Да и рассказывать, в общем, нечего, — ответил он, выпрямляясь. — Встретились в Оксфорде.
— Мне кажется, это очень интересно.
— Что именно?
— Что у тебя есть друзья. И я вовсе не пыталась вредничать, сказав об этом. У меня, например, друзей нет. Есть случайные знакомые в садоводческом мире. — Элоиза решила совсем немного покривить душой. — Мне всю жизнь казалось трудным найти общий язык с другим человеком. Но я не думаю, что это связано с моим воспитанием.
Главной причиной, как казалось ей, было то, что она всю жизнь не могла забыть Винченцо.