Но Элоиза была беременна, и сейчас он не мог прикасаться к ней. По крайней мере, не таким образом.
— Идем, — повторил он.
По мере того, как они отдалялись от пропасти, спокойствие возвращалось к нему. Но Винченцо пытался понять, что вызвало неприятное чувство в его душе. Хотя и не был уверен, что хочет это знать.
Глава 12
Элоиза не понимала, в чем дело. Сегодня Винченцо был с ней так мил, и это казалось странным. Он был кем угодно, но только не милым человеком. А сегодня и вовсе пытался угодить ей, как никогда прежде. Она поцеловала его этим утром, а он на это никак не отреагировал. Теперь она мерила шагами свою комнату, и на ней был полупрозрачный ночной пеньюар, в котором она сама казалась себе элегантной. Если точнее, чувствовала себя облаком. Круглым, мягким облаком. Может, она просто не нравилась ему такой? Он был с ней обходителен во время прогулки на санях, он показал ей заветное озеро, и ей почудилось, что в этот момент они стали ближе друг к другу. И все же она не чувствовала жара. Не чувствовала огня. Элоиза надеялась, что им не придется идти на компромисс. Что ради общения и наличия между ними хоть каких-то взаимоотношений, а также ради отсутствия недопониманий, им придется стать… Друзьями? Конечно, нет ничего плохого в дружбе. Но ей хотелось огня. Винченцо всегда был для нее больше чем просто друг. Она не знала почему и как в ней зародилось такое отношение к нему. Но он никогда не был для нее обычным другом. И сейчас ей не хотелось, чтобы он таковым становился.
Она помнила ту дикость, что происходила между ними. Когда они праздновали победу над королем. Сейчас ей было стыдно за это, однако в тех эмоциях присутствовала некая темная острота. В те минуты она ощущала себя дикаркой. Стоило ли ей погружаться в самые темные уголки собственной души, чтобы испытать пережитую страсть? И зародить эту страсть в другом человеке?
Отбросив эти мысли, Элоиза вышла из спальни. Она шла по коридору дворца. Во рту у нее пересохло. Сердце барабанило в груди. И она уже знала, что станет делать, притом что мысли в этот момент перемешались в ее сознании. Она хотела Винченцо. И ей хотелось быть смелой. Ей хотелось собрать воедино частицы себя, девушки, любившей садоводство, жаждущей Рождества и вечеринок на день рождения — всех этих добрых, простых вещей, — но готовой шагнуть в царство тьмы, наблюдая за тем, как ее враги терпят поражение. Девушки, желавшей сорвать всю одежду с Винченцо и мечтающей, чтобы он сделал с ней то же самое. Девушки, которой нравились первобытные животные инстинкты, что не мешало ей сидеть в санях и любоваться падающим снегом, наслаждаясь тишиной зимней сказки. Потому что все это уживалось в ней. И все было тем же, но теперь стало отчетливее. Яснее.
Она не сомневалась, что Винченцо избрал некий путь и что сама она избрала другой. И пути эти не могли пересечься. Но они пересеклись. И произошло это на вершине обрыва, где красота и чувство опасности слились воедино.
Элоиза решила, что вряд ли он будет в своей комнате. Она знала, где находился кабинет Винченцо во дворце. Там, где прежде располагался кабинет его отца. Странно было теперь ходить по дворцу, который раньше был для нее полон мрака и запретов, а сейчас сиял от рождественских украшений и огней. И все ради нее. И да, Винченцо не понимал, к чему все это, но все равно для нее это сделал. А раз так, не может быть, чтобы он не испытывал к ней ни малейших чувств.
Или же он просто пытается манипулировать тобой.
Что есть манипуляция, а что есть забота? Хоть один из них знал, в чем разница между этими двумя понятиями?
Ее сердце колотилось так, что удары отдавались в голове. Элоиза едва дышала. Она толкнула дверь кабинета. Винченцо сидел за столом. В камине горел огонь, а за окном падал снег.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Я искала тебя.
Элоиза вошла и направилась к нему.
— У тебя все в порядке?
— Все хорошо, — ответила она. — Хочу спросить. Скажи, я кажусь тебе сейчас… неприятной?
— Что?!
— Я, в моем… — Она чуть повернулась, шелестя пеньюаром. — В моем нынешнем положении. Ты больше не хочешь меня?
Он смотрел на нее, и отблески огня бросали на его лицо причудливые тени. Глаза казались черными как уголь.
— Ты правда так решила?
— Да. Я ведь поцеловала тебя.
— Верно, и попросила покататься на санях.
— А ты не пытался целовать меня.
— Нет. Но ты ведь не просила. Тебе хотелось прокатиться на тройке.