— И ты покатал меня на ней. И я благодарна тебе. Но я ожидала, что ты попробуешь…
— Я думал, тебе хотелось Рождества!
— Я хочу и того и другого. Я хочу Рождества и хочу, чтобы ты пожирал меня взглядом. Я хочу общения, но еще я хочу, чтобы ты целовал меня.
— Целовал? Элоиза, я не смог бы остановиться на поцелуе.
— Не смог бы?
Он встал и медленно, словно крадущийся кот, обошел стол.
— Элоиза, — сказал он. Его голос дрожал. — Для меня настоящая пытка находиться так близко к тебе и не касаться тебя. Видеть твое тело таким пышным и округлым, знать, что ты носишь во чреве моего ребенка, и не прикасаться к тебе. Ничего мне не хотелось больше, чем прижаться к тебе с той самой минуты, как ты открыла мне дверь своего дома. Я сдерживался потому, что не хотел подвергать тебя лишнему стрессу. Я потребовал, чтобы ты вышла за меня. Я… Я в твоей власти, — добавил он упавшим голосом. — Я не хочу делать ничего, что могло бы расстроить тебя. Я слишком боюсь, что ты меня отвергнешь.
— Ты боишься, что я отвергну тебя?
— Конечно, боюсь. Ты ведь не согласилась стать моей женой. Не согласилась стать моей. Все висит на волоске. Вся ситуация… очень ненадежна.
Винченцо упал перед ней на колени, и она вздрогнула. Затем он коснулся ее лодыжки и нежно погладил. Затем двинулся выше, скинул с ее плеч пеньюар и плавно, но решительно стянул через голову ночную сорочку. Элоиза осталась совершенно обнаженной. И она ощущала себя… красивой. То, как он смотрел на ее тело в свете пылающего камина. Благодаря ему она чувствовала себя богиней.
— Диана, — произнес он, и по телу Элоизы разлилось тепло, ибо они с ним думали об одном. — Богиня охоты. Вот только что я искал тебя.
— Но я пришла в твой кабинет, — еле слышно возразила она.
— Возможно. Возможно, мы охотимся друг на друга.
— Может быть, — с нежностью ответила Элоиза.
Винченцо шагнул назад и расстегнул рубашку. Его торс купался в оранжевых отблесках огня. Грудной рельеф подчеркивали пляшущие в камине языки пламени. Он полностью разделся и сам походил на бога. А может, и просто… На хищника. Как он и сказал, возможно, они оба охотились друг на друга. Он приблизился к ней и поцеловал ее. И этот поцелуй уже не был простым. Не осторожный поцелуй за обеденным столом двух людей, знающих, что в любой момент кто-то может войти. Это был глубокий, сильный, чувственный поцелуй. Повторявший каждое слово, только что произнесенное им. Винченцо поглощал ее рот, поигрывая языком, крадя ее дыхание. Он покрыл поцелуями ее шею, затем опустился ниже, взяв ее груди в ладони, пальцами лаская ее соски.
— Ты прекрасна! — проговорил он хриплым голосом. — Твои формы идеальны. Ты еще до беременности опасалась, что твои формы слишком округлы. Ты такая сочная! Женственная и изысканная. А в таком виде… Я просто не в силах устоять. Дышать не могу, когда вижу тебя такой.
Она застонала, когда, опустив голову, он стал ласкать языком ее соски. Они затвердели, и возбуждение эхом отдавалось между ее бедер. Элоиза понимала, что уже готова взорваться от его ласк. Винченцо опустился ниже, покрыв поцелуями ее живот. И она почувствовала, как внутри шевельнулся ребенок. Винченцо замер и посмотрел на нее:
— Это то, что я думаю?
— Да, — мягко ответила она. — Ребенок толкается.
Винченцо встал и прижал ладонь к ее животу. Он поймал ее взгляд и несколько мгновений молчал.
Сердце Элоизы сжалось, и, глядя в лицо Винченцо, она поняла, что испытывает те же чувства. Ей хотелось признаться ему в них. Хотелось сказать ему все. Потому что это была любовь. Чистая и искренняя. И речь шла не только о его ответственности или взаимной привязанности. А о чуде. Чуде, не требовавшем объяснений.
— Это невероятно, — прошептал Винченцо.
— Знаю, — ответила она.
Он мигом прервал нежность этой сцены жадным поцелуем. Аккуратно усадил ее в кресло и, встав перед ней на колени, раздвинул ей ноги. Обхватив ее бедра, он поднял их, положив себе на плечи. А затем стал пробовать ее на вкус, как делал это в их первую ночь.
Элоиза издала стон и изогнулась, наслаждаясь тем, как разгорается его страсть. И то, что произошло минутой раньше, слившись в ее сознании с тем, что он делал с ней сейчас, — все это довело ее до оргазма. Первобытная ярость на его лице, ее осознание, что их чувства реальны, все это сыграло роль. Дав ей испытать экстаз, Винченцо поднялся с пола и помог Элоизе встать с кресла. Она обхватила его ногами, и он вошел в нее. Поддерживая ее бедра, он входил в нее, ускоряя ритм и при этом глядя ей в глаза. И Элоиза тонула в них. Потому что вот она, сладость и страсть, слившиеся воедино. Потребность и желание. Взаимное влечение наполняло ее, поглощало, меняло. Этот мужчина, который был отцом ее ребенка, ее будущий муж. Ее любовник. Он был всем — воином, защитником. Он мог касаться ее нежно или страстно. И наконец, волна страсти настигла ее, взорвалась перед ее мысленным взором всеми цветами радуги. И впервые в жизни она поняла, что это значит — быть Элоизой. Не той Элоизой, которую игнорируют, и не той, что прячут. А той, которая владеет собой и властвует над своими желаниями. Затем Винченцо вскрикнул, излившись в нее. Именно в этот момент она ощутила свою целостность.