Мужчина помог выйти из кареты жене; Амадей успел только разглядеть, что дама одета под стать своему мужу и за ней толкаются двое: мальчик лет двенадцати и девочка лет шести, как его окликнула хозяйка, и он поспешил открывать самую большую гостевую комнату, с двумя кроватями и окном в сад.
-Рад новой встрече, кирия Стафида. Мы вот собрались на ярмарку в Шэлот, - приезжий вошел в дом и поклонился хозяйке. - За нами едут друзья, мы дождемся их здесь.
-Почту за честь, кириос Тавма, - хозяйка радушно закивала. - В добром ли здравии семейство?
-Хвала богам, - мужчина оглянулся: Горча с помощью слуги снимал с лошадок упряжь и уводил их на конюшню. - А вы все вдвоем управляетесь?
-Нет уж, у меня пополнение. За ужином разглядите, мэтр. И распробуете. Этот паршивец за плитой и года еще не простоял, но как управляется с открытыми пирогами - мое почтение!
Стафида не лукавила; действительно, Амадей очень легко нашел общий язык с тестом. Как холода помогли ему понять душу супа и научили добиваться улыбки от вечного котла, так весна - бурлящая, неспокойная, пышущая жизнью - открыла мальчику тайны поднимающегося, ворочающегося в миске теста. Амадею нравилось замешивать его, обминая пухлые бока, вдыхать сытный, чуть кисловатый запах. Они с мукой были одного цвета, возможно, именно поэтому понимание было таким полным и взаимным. За пару месяцев мальчик научился работать и с пресным, и с дрожжевым тестом; в его исполнении мякиш получался ноздреватым, корочка хрустела, а за крошки курицы дрались насмерть.
Вечером Амадей смог разглядеть семью Тавма за ужином. С отцом семейства ему все стало ясно, когда он увидел, как Ясон Тавма улыбается: сначала робко, одним уголком рта, будто пряча свое веселье в бронзовой бороде, а потом вдруг во весь рот, открыто и чисто. Его жена была при нем и за ним, но судя по ее спокойным и уверенным манерам, в доме с ней не то что считались, а, пожалуй, и беспрекословно повиновались. Что касается детей, то старшего Амадей сразу прозвал про себя «минотавриком» - высокий, плечистый, с крупной головой мальчик посматривал по сторонам несколько надменно, что, впрочем, не мешало ему уплетать пирог, растягивая сыр горячими вожжами. Младшая поначалу не привлекла амадеева внимания - подумаешь, какая-то девчонка, на что там смотреть?
Отужинав, дети принялись за игру, которой Амадей прежде не видел. Усевшись напротив друг друга, они растянули на растопыренных пальцах рук крепкую, толстую нить и принялись как-то чудно сгибать пальцы. Нить сплеталась в узоры - сначала простые, потом все более затейливые; сначала брат с сестрой играли поодиночке, потом принялись плести общий узор - и вот тут-то девчонке и досталось на орехи. Братец с ней не церемонился, «черепаха» и «криворучка» были самыми лестными прозвищами, которыми он ее наградил. Пробегавший мимо с кувшином вина Амадей углядел, что девчонка закусила дрожавшую нижнюю губу, но сдаваться не собирается. Ясон Тавма, заметив, что она явно не поспевает за братом, встал, подошел к дочери и, взяв ее пальчики в свои руки, помог им пройти все петли и зацепы упражнения. А потом он отодвинул ее в сторону, сел напротив сына и растянул тренировочную нить уже на своих пальцах. Через минуту «минотаврик» намертво запутался в нитке, получил от отца добродушный щелбан по крутому лбу, покраснел и стушевался.
Улучив минутку, Амадей подошел к нему и спросил:
-Это у тебя игра такая или наука?
-Скажешь тоже, игра! - Отозвался мальчик, ожесточенно дергая нить. - Посмотрел бы я на тебя, будь у тебя такие игры! Слушай, - он понизил голос, - а можно мне еще того пирога с сыром и зеленой дрянью, эта треклятая нитка все силы забрала!
-А Ставрос ругается, - подала голос сидящая рядом девочка.
Амадей взглянул на нее - ишь ты, ябеда. Поймав его взгляд, девочка сделала такое лицо, будто она королева в изгнании, а они - ее злобные гонители. Она была вся такая чистенькая и аккуратная, что кого хочешь могла ввести в заблуждение; но только не Амадея - уж он-то знал, чего стоят все ее манеры, поскольку еще днем застукал девочку за хлевом, где она швырялась камнями в навозную лужу.