А теперь, мой любезный читатель, мы оставим нашего героя в тепле и безопасности, пусть выспится, как следует. Мы как раз успеем рассказать, что случилось с ним до того, как он очутился посреди ночи в Ведьмином логу один-одинешенек.
Ровно десять лет тому назад, в такую же промозглую ноябрьскую ночь старьевщик Сепий покинул свой убогий домишко на окраине Шэлота, второго по величине города на севере королевства, и отправился за помощью к старой ведьме, живущей за городскими стенами, в заросшей орешником лощине. Сепий совсем отчаялся: его жена умирала неведомо от чего, по полу ползали четверо детей мал мала меньше, еще один истошно вопил в колыбели, будто резаный поросенок. Старьевщик понимал, что если жена помрет, то вскорости туда же отправятся и дети - сам-то он целыми днями бродил по городу, собирая тряпье, обшаривая сточные канавы, и присматривать за оглоедами ему было недосуг. Не сказать, чтобы Сепий был очень уж любящим мужем и отцом, избытком храбрости он тоже не отличался, но денег на настоящего лекаря у него не было. А у ведьмы слава была хоть и дурная, но дело свое, судя по слухам, она знала.
Сепий промок насквозь, пока добрался до нехорошего места; он весь ободрался, продираясь сквозь заросли ежевики, но решимости не утратил, поскольку от рождения был лишен и воображения, и предвидения. Ведьма встретила его на пороге своей хижины, будто ждала.
-С чем пожаловал? - В темноте ее лица было не разглядеть, только слабо отсвечивали седые волосы.
-Хозяйка моя больна. Вылечи ее. - Сепий не стал рассусоливать и выложил все как есть сразу. - Денег больших у меня нет, но...
-Сама знаю. Те, кто при деньгах, верхом приезжают и сначала здороваются. Заходи в дом, поговорим.
В доме было тепло, темно и тихо, как в логове зверя; в свете очага Сепий смог разглядеть дощатый стол, уставленный чем ни попадя, стул с ножной скамеечкой, придвинутые к огню, стены были увешаны пучками трав, а земляной пол устлан соломой. Старьевщик сел на деревянный обрубок, заменяющий гостевое кресло, протянул застывшие руки к огню. Ведьма села на свой стул, уставилась куда-то в угол. Встрепенувшееся пламя осветило ее, и стало видно, что она очень стара, что глаза ее похожи на полустертые медяки, а в сети морщин запутался не один десяток лет.
-Сильно больна?
-Третий день в себя не приходит, жар такой, что иссохла вся.
-Пока в себе была, жаловалась на что?
-Живот болел, говорила. Как слегла, крови много было, я тюфяк соломенный выкинул из-под нее, насквозь был.
-Детей у вас сколько?
-Пятеро.
-А было бы шестеро. И будет, если уговор примешь. Вот что, Сепий. Услуга за услугу. Я твою жену вылечу, а ты моего подкидыша себе заберешь. Одним ртом больше - тебе не привыкать.
-Какого подкидыша? - заинтересовался старьевщик.
Ведьма встала, подошла к кровати, стоявшей в самом темном углу, и склонилась над ней. Вернулась к очагу и показала Сепию завернутого в убогое одеяльце малыша примерно полугода от роду, беленького как зубок чеснока.
-Чего вылупился? Да не мой он, совсем сдурел, что ли? Я же сказала - подкидыш. Был у меня один должок, вот и взыскали.
-А это... родители его?
-Пф! - Ведьма пренебрежительно фыркнула. - Отец его и знать не знает, что сыном обзавелся! Он приезжий был, с севера, из Краглы. Приплыл сюда за красотами, сейчас на каждом корабле такой дурень найдется, а то и не один, шарахаются ночью по холмам, потом стихи пишут, а то и еще чего похуже.
-А мать? Это она тебе его оставила?
-Не твое дело. - Отрезала старуха. - Есть у него и отец, и мать. Может, когда и найдутся. Ну что, согласен?
Старьевщик почесал в затылке. Брать на себя еще одного оглоеда, когда своих не знаешь чем кормить - едва ли разумно, однако же, с другой стороны - кто знает, сколько еще он проживет, в его возрасте дети мрут как мухи по осени.
-Этот не помрет. - Развеяла его надежды ведьма. - И не надейся. И вот еще что - я тебе его не навсегда отдаю. Через десять лет, день в день, вернешь его туда, откуда взял.