Остров был настоящим подарком, припасенным богами для удачливых искателей приключений. Он вырастал из бирюзовых волн как драгоценность в оправе из скал: розовых, мерцающих вкраплениями слюды на юге и черных, иззубренных ветрами на севере. Невысокие горные цепи разделяли остров на долины, защищенные от ветров и непогоды, плавные линии холмов украшали пейзаж, не давая ему выродиться в монотонность степи.
Климат здесь был благодатен и не стремился превратить жизнь человека в непрерывное испытание; лето было долгим и теплым, без удушающей жары и нездоровых ветров, зима позволяла отдохнуть и напитаться влагой земле - и уходила, оставляя после себя ощущение, какое бывает после крепкого, спокойного сна всласть. И, разумеется, при таком ласковом обращении и обилии пресной воды остров зеленел и цвел, радуя глаз. Здесь не было корабельных лесов Одайна или невероятных зарослей Нильгау; но розы Тринакрии не уступали розам Шаммаха, виноград затмевал виноградники Эригона и Арзахеля, вместе взятые, стрелы кипарисов пронзали небо, а раскидистые сосны устилали землю ковром мягкой, длинной хвои. В заливе Метони росли рощи апельсиновых и лимонных деревьев, и ветер в пору их цветения наполнял весь остров тонким, дразнящим ароматом.
И повсюду цвели цветы: с ранней весны, начиная белоснежными хрупкими первоцветами, похожими на островки нерастаявшего снега, через все долгое лето, до первых осенних бурь. Роскошные и неприметные, всех возможных оттенков и форм, на камнях и под водой, благодатные и ядовитые - видно, перед тем, как уснуть в священной нильгайской земле, Калима щедрой рукой рассыпал над островом свои дары.
Первым свои права на Тринакрию заявил Шаммах - это его купцы первыми переплыли бурное море и высадились на песчаной южной окраине. Первый город на острове, Аль-Джела, был построен по образу вечно прекрасного Ирема, только вместо реки его разрезал надвое узкий и извилистый морской пролив, перегороженный у выхода в море цепями.
Следом за южанами приплыли за своей долей удачи уроженцы Краглы - неразговорчивые, скупые северяне. Они заняли скалистое северное побережье, и оно тут же завоняло рыбой. Их город-гавань, Гринстон, был похож на рыбацкую сеть, расчертившую квадратами окрестность.
Как и следовало ожидать, без малого сто лет мирного сосуществования закончились войной за право называть Тринакрию свои королевством. Попеременно передавая знамя победы из рук в руки, люди изнемогли, и через тридцать лет война угасла как огонь без дров. И вот тогда на остров явилась третья сила. Вновь пришедших не связывала принадлежность к старой империи или королевское подданство; сказать по правде, они были не самым большим войском наемников - по большей части, родом из Арзахеля и из Маноры, южане, крикливые и пестрые как попугаи.
Во главе их стоял Аригетто Бреттиноро, потомок древнего арзахельского рода, унаследовавший одни только долги и амбиции. Он был необычайно умен, прозорлив, бессердечен и корыстен. С таким характером обычно достигают успеха - или заканчивают на виселице, это уж как сложится.
Южане основали свой первый город - Влихаду, оставили в ней тех, кто приплыл жить так, как жил. А те, кто приплыл, чтобы жить получше прежнего, солдаты-альмугавари, выстроились в колонны, проверили, легко ли выходят из ножен широкие тесаки, перехватили короткие копья и пошли вслед за Аригетто, выкрикивая свой боевой клич: «Проснись, железо!»
В скором времени вся Тринакрия была завоевана арзахельским кондотьером. Аригетто не стал сносить с лица земли и без того немногочисленные города предшественников, он оставил их нетронутыми (разумеется, после того, как забрал все самое ценное) и предложил своим солдатам селиться в опустевших домах. Потихоньку остров начал вновь оживать; потомки шаммахитов по-прежнему предпочитали Аль-Джелу, но вполне охотно основывали торговые дома во Влихаде и других восточных городах. Северяне вновь отстроили Гринстон, укрепили дамбы, возвели верфи и принялись строить корабли, чтобы у молодого королевства был достойный флот. Не сказать, чтобы все это происходило тихо-мирно, но со временем раздоры улеглись и поросли быльем. Остров принял всех; привычки и традиции шаммахитов, северян, суртонцев и выходцев из городов юга Обитаемого Мира перемешались как ингредиенты в вечном котле, чтобы со временем образовать восхитительное варево. По прошествии десятков лет северянин уже не задавался вопросом, откуда взялись сухие рассыпчатые печенья и цветочные ликеры у него на столе, шаммахит по происхождению украшал резьбой потолочные балки своего дома и охотно запивал пивом копченую салаку, потомок суртонцев как само собой разумеющееся обувал кожаные сапоги и привязывал рукава к котте.