Дочь суртонского императора, больше похожая на фарфоровую куколку, чем на живую девушку, прибыла в Трискелион спустя полгода с небольшим после начала поисков. Ее приняли при дворе, оказав все мыслимые почести, сестры короля шутили, что если Аригетто Первому пришлось самолично отправляться за суртонской принцессой, то их брату ее доставили чуть ли не на золотом подносе - тем более, что такая миниатюрная красавица на нем вполне бы поместилась. Гилас отшучивался, но не так метко, как раньше; он вообще как-то погрустнел, разлюбил прогулки по дворцовым садам и все больше времени проводил у матери, вникая в дела королевства.
Прошел месяц, полный суеты и расточительства, и, наконец, все было готово к королевской свадьбе. Торжество было назначено на июльский полдень, а вечер предшествующего дня был посвящен приему у вдовствующей королевы. Фьяметта очень любила сады - и в эти светлые летние сумерки она приказала накрыть столы среди цветов. Гостей было немного, лишь самые приближенные тихо обсуждали подробности завтрашнего события.
-Как похолодало! - Пожаловалась Филлис, сестра короля. - Будто зима выдохнула.
-И правда, ужасный холод, - и ее сестра поежилась. Все были разодеты по-летнему, июльские вечера на Тринакрии обычно теплые и ласковые.
Вскоре зимнее дыхание почувствовали все гости; тяжелым, мертвенным холодом тянуло из глубины сада.
-Что это? - Невеста указывала на траву. - Трава побелела...
-Это иней, дитя мое. - Ответила королева. - Гилас, уведи свою невесту во дворец, не хватало еще, чтобы завтра она чихнула вместо согласия.
-Не спеши, Гилас.
От этого голоса, прозвучавшего из сгустившихся сумерек, у всех гостей кровь застыла в жилах. Он был нежен и чист, но вместе с тем внушал ужас, как ледяная сталь, прижатая к горлу.
-Не спеши.
Из сада вышла девушка, очень красивая, одетая в простое зеленое платье, не скрывающее ее беременности. Она не смотрела ни на кого, кроме Гиласа, будто не было вокруг толпы разодетых гостей, умолкнувших в тревожном ожидании.
-Неужели ты думал, что сможешь всю жизнь прятаться от меня? - Она запрокинула голову и невесело засмеялась. - И ты не расстаешься со своим стальным ножом, любимый, даже спишь с ним под подушкой... ты так боишься меня и моего народа?
-Кто эта девушка, сын?.. - начала было королева, но замолчала, прерванная одним только взглядом незваной гостьи.
-Ты предал меня, Гилас. - Гостья откинула со лба прядь вьющихся темных волос. - О, вы скоро поймете, каково это - быть подданными короля-предателя! Я Первоцвет, дочь короля народа холмов. Эта земля также и наша, мой народ жил здесь задолго до того, как нога первого человека ступила на земли Тринакрии. Если люди забыли об этом - им напомнят.
-Первоцвет, прошу тебя... - У Гиласа побелели даже губы, в глазах застыл страх.
-Да, ты просил меня. И я ответила тебе согласием, разве ты забыл, муж мой? Поначалу я подарила тебе свою любовь, а потом - и свою судьбу. Когда умер твой отец, мой скрепя сердце согласился на наш брак, - и она вытянула руку, на которой сверкало кольцо. Королева пригляделась и ахнула - это было ее кольцо, она подарила его сыну с условием, что он наденет его своей возлюбленной.
-И хотя никого из твоего народа не было на нашей свадьбе, свидетелей на ней было достаточно - если бы ты стал ее отрицать, но ты же не станешь, Гилас? - Она опустила руку. - Я знаю, тебе пришлись не по душе некоторые наши обычаи, однако разве это причина покидать меня, отказываться от нашего еще не рожденного сына? Но ты струсил, любимый. И бежал.
-Прости... - Еле слышно простонал король.
-Нет. Я простила бы тебе и трусость, и слабость, но не ее, - и Первоцвет указала на невесту, застывшую как драгоценная заводная игрушка. - Ты променял меня на это тщедушное ничтожество? Ты не просто предал, ты меня унизил. Брошенная мужем жена, что может быть более жалким? Разве что сам муж, дрожащий от страха перед возмездием...
Первоцвет вновь подняла руку - в ее сжатом кулаке отсвечивало лезвие. Это был каменный жертвенный нож.
-Я проклинаю тебя, Гилас, король Тринакрии. Да не будет тебе ни покоя, ни счастья до конца твоих дней. Как ты предал меня, так пусть предаст тебя твой рассудок. Как ты унизил меня, так пусть унизит тебя твое сердце. Пусть смешаются твои мысли, зачахнут твои добродетели, стань позором и печалью для своего дома! И никогда - никогда! - да не будет у тебя сына, кроме нашего, которого я заберу вместе с собой!
С последними словами она поднесла нож к своему горлу и недрогнувшей рукой перерезала его, прочерчивая по белоснежной коже страшную темную полосу. Темно-зеленая кровь вырвалась на свободу, потекла, пульсируя, по тонкой шее. Первоцвет разжала пальцы, уронила нож и тихо опустилась на траву, как срезанный серпом цветок.