-Подтверждаю. - Дионин из вежливости съел не более четверти тарелки. - Амадей служил на постоялом дворе, там подают такие супы, что я думаю поначалу отправить его на дворцовую кухню, чтобы он научил старшего повара своему искусству, и только потом подпущу его к записям мессера Панфило.
Жаркое тоже оказалось так себе, оно было красивым, но несъедобным: фазан в оперении, обложенный яйцами из запеченного теста, был сух как трут, начинка же тестяных яиц напоминала клейстер.
Спас положение обильный и удачный десерт; видимо, хозяин дома был сладкоежкой. Убрав почти нетронутого фазана, слуги уставили стол слоеными конвертами с грушами, мягким сыром и брусникой, жареными пирожками с изюмом и орехами, запеченными кремами с глазированной сахарной корочкой, трубочками конноли со взбитыми сливками, шоколадными рассыпчатыми печеньями, глубокими блюдами с шаммахитскими сладостями, тонущими в розовом или лимонном сиропе; запахло ванилью, корицей, кардамоном, цедрой и горячим сливочным маслом, над блюдами парили облачка сахарной пудры, над чайником с драгоценной суртонской заваркой витал ароматный пар. Все это выглядело так, будто все предыдущие блюда были поданы для отвода глаз, только чтобы соблюсти традиции и в свой черед освободить стол для истинного короля - десерта. Гости наперегонки тянули свои руки к грудам сладостей, перешучивались, и, не смущаясь, облизывали слипающиеся пальцы. Цатх загреб себе целое блюдо пирожков и любому, пытавшемуся стянуть у него хоть один, показывал свои немаленькие клыки. А Амадей дотянулся до конноли - он никогда прежде не ел этого десерта, придуманного кондитерами Влихады, и теперь наверстывал упущенное.
Гости встали из-за стола сытые и довольные, как дети. Хозяин пожелал им хорошего отдыха, а слуги проводили их по комнатам, благо уже наступил поздний вечер.
Заперев дверь, Амадей улегся на кровать и с блаженным выдохом растянулся на расшитом шаммахитским узором покрывале. В такой постели ему еще не приходилось спать, да и в такие комнаты он прежде не был вхож. Стены, обшитые кожаными тиснеными обоями с тонко вызолоченными арабесками, пол, устланный мягким шерстяным ковром, немногочисленная, но дорогая и удобная мебель, на славу протопленный камин - все говорило о внимании к гостям и желании очаровать их. Амадей зевнул, глаза его слипались.
-Шшшшто, расслабилссся? Малышшша накормили сссладким... - Шеш сполз с руки и свернулся на покрывале. Сейчас он заметно вырос, став с руку длиной.
-Шеш? - Амадей сел, протер глаза. - Что-то не так?
-В доме такого хххозяина? - Сверкнул глазами змей. - Неушшто ничего не замечаешшшь?
-Нет, - пожал плечами Амадей. - И потом, я вообще-то не сам по себе здесь. А в свите принца. - Он честно старался не важничать.
-Оххх ты, какая вашшносссть! - Насмешливо прошипел Шеш. - Запомни, малышшш - ты всссегда и весссде сам по себе. Сссудьба твоя такая. Расссчитывай на сссебя, не обманешьссся.
Он сполз на пол, у двери поднял голову, оглянувшись.
-Не ссспи, пока я не вернусссь.
И, уменьшившись, проскользнул под дверью.
Амадей встал, зажег обе свечи на каминной полке, раздул затухающее пламя; вернувшись в кровать, он обнаружил, что спать уже не хочет и все внимательнее и внимательнее прислушивается к ночной тишине. Он вспоминал хозяина дома. Смешной толстячок с явно крашеными волосами и губами, разодетый в батистовое белье и цветной атлас, любящий сладкое, - что тут может быть такого опасного? Амадей мог припомнить разве что похожего типа, жившего в Шэлоте - тот любил приглашать в свою карету мальчиков посимпатичнее, якобы на прогулку. Ну, уличных мальчишек на такую удочку поймать было мудрено, они либо швырялись в любителя прогулок грязью, либо сразу удирали в переулок потеснее, куда карете было не проехать.
Но то было в Шэлоте; при чем тут мессер Дамиано? С Амадеем он не заигрывал, да и сам Амадей уже не мальчик. Юноша присел на край кровати; его все сильнее и сильнее мутило. «Вот дурак, - выругал себя Амадей, - надо же было обожраться до тошноты!» Его желудок, непривычный к такому непристойному количеству сладкой пищи, все яснее давал понять, что долго держать в себе содержимое не собирается.
Амадей взял стоящий на столике возле кровати стеклянный кувшин с водой и глотнул прямо из горлышка, чтобы хоть как-то разбавить тошнотворный ком в животе - и понял, что не стоило этого делать. Вода была сладкой; да что там, это был почти сироп, липкий и приторный. Амадей уронил кувшин на пол и, как был, прямо в джеллабе, босиком, зажимая рот руками, метнулся прочь из комнаты. Ему была невыносима мысль, что он осквернит такой нарядный дом. Он стрелой пронесся по коридору и выскочил на задний двор, в сад. Наклонившись над ближайшей клумбой, юноша по-быстрому и без сожалений распростился с ужином. Неподалеку тихо журчал небольшой фонтан, служивший, очевидно, для поливки цветников; Амадей сунул голову под холодную струю воды, напился от души, благословляя чистый, незамутненный вкус, умылся и почти пришел в себя. Он присел на каменный парапет, запахнув полы темно-синей джеллабы; было довольно холодно, но это только бодрило его. Амадей оглянулся - дом спал, лишь одно окно слабо светилось за ставнями; но вся эта темная громада не создавала ощущения безопасности и покоя. Напротив, дом казался настороженным и неприветливым.