Дионин несколько раз навещал своего нового слугу, каждый раз заставая того с головой погруженным в стихию нарядного платья; Амадей рылся в коллекциях тканей, в бумажных эскизах, даже принимался сам рисовать и драпировать ткани на манекенах.
-Я очень рад, что вы поладили. Признаться, я давно не видел Дамиано таким счастливым, - как-то вечером принц заглянул к Амадею, разбирающему у себя в комнате кипу разноцветных шелковых шнуров. - А ты, как я посмотрю, не признаешь полумер, и если что-то тебя захватывает, то ты с головой уходишь в новое занятие.
-Вы правы, мой господин. - Амадей подошел к окну и закрыл ставни; к ночи ветер заметно холодел. - Мессер Дамиано говорит, что я как бумага - принимаю любой цвет и присваиваю его.
-Старик умеет найти нужные слова. - Кивнул принц. - Он прав, Амадей, ты действительно способен принимать чужое и делать его своим. Тебе не любопытно узнать, почему я забрал тебя из «Копченого хвоста»?
Дионин удобно устроился в кресле у камина, поставив на каминную полку прихваченную с собой бутылку вина.
-Любопытно, - признался Амадей.
-Тогда слушай. Я уверен, что лис Рейнар уже рассказал тебе мою горестную историю, печальную повесть о бедном, несчастном принце, рожденном от безумного отца и мертвой матери. Все так, Амадей, можешь не отводить глаз, - я живу с этим знанием уже двадцать лет и успел к нему привыкнуть. Однако же в детстве мне приходилось временами несладко. И уж совсем невыносимым был для меня день рождения. В этот день мои сверстники объедались сладостями, получали подарки, и даже самые отъявленные паршивцы были обласканы, были любимы... А я... а я вспоминал, что в день моего рождения моя мать перерезала себе горло, а отец сошел с ума.
-Зачем вам это рассказали? - Нахмурился Амадей. - Могли бы подождать до совершеннолетия хотя бы.
-Чего захотел. Всем во дворце рот не заткнешь, и далеко не все любят тех, кому служат. Так что до моих ушей все дошло в весьма неприкрашенном виде. Бабушка пыталась устраивать мне праздники, но я редко когда доходил до праздничной залы, почти всегда сбегал. Мне была невыносима мысль, что все будут смотреть на меня, кто с жалостью, кто с неприязнью, и делать вид, что веселятся и радуются. Я не выношу неискренности, Амадей, не терплю лжи.
Дионин замолчал, глядя на пляску огня в камине. Амадей взял принесенную бутылку, налил полный бокал и подал принцу. Тот принял его, поблагодарив кивком.
-Во дворце было два места, где я чувствовал себя спокойно и не озирался поминутно. Это комната моей няни и кухня, где служила ее старшая сестра. У няни было уютно и тепло, можно было печь в камине яблоки, с ногами залезать на постель и даже плакать. А в кухне меня усаживали в самый укромный уголок у очага, рядом с длинным столом, на котором лежали груды зелени и орехов, и угощали всем самым вкусным, самым поджаристым и пряным, что только могла найти сестра-повариха. И никакой тебе каши. Няня садилась рядом и принималась помогать - обычно обе сестры шелушили горох или чистили каленые каштаны. А я сидел на высокой скамье, болтал ногами и уплетал за обе щеки...
-Запеченный крем? - Предположил Амадей.
-Иногда и так везло. - Улыбнулся принц. - Думаешь, я не понял, чем ты для меня пожертвовал? Ки Стафида готовила его для тебя раз в год, так ведь?
Он отхлебнул вина раз, и еще раз.
-За две недели до своего двадцатого дня рождения я попросту удрал. Как распоследний трус сбежал из дворца, а потом и из Трискелиона. Хорошо, что друзья знали, где меня искать. Но накануне этого злополучного дня я сбежал и от них, и как опавший лист пустился на волю ветра. И когда наступил мой день рождения, я нашел ваш двор, и ты принял меня так, как принял - это был самый лучший подарок, я такого и ждать не смел. Ты вернул мне тепло и покой, каких я не знал с детства, ведь взрослым принцам не разрешено бегать на кухню и прятаться от невзгод у няни.