-Никогда не жалей для супа мяса, а для камина дров! - провозгласила хозяйка. - Ну вот, мой мальчик, дело почти что сделано. Теперь нашему котлу служит очаг. Слабый огонь, никаких холодных добавок. Здесь он должен пробыть не меньше шести часов - это для первой порции. Потом берем сколько потребно бульона, и мясо можем прихватить, и заправляем так, как сочтем нужным. Можем сварить капустный суп, можем луковый, можем сухарный... Тут свои тонкости, о них в свое время узнаешь. Главное - не забывай возместить котлу то, что забрал.
Она осторожно помешала в котле суповой ложкой.
-И вот еще что. Не знаю, способен ли мальчишка понять такую тонкость, но - как говорила моя бабка, суп должен улыбаться. Все время, пока котел стоит на углях, он должен быть доволен и спокоен.
-Суп должен улыбаться. - Повторил Амадей. - Я понял.
В оставшиеся два дня работы тоже хватало, и почти вся она была вокруг еды. Хозяйка пекла лепешки, доставала из погреба горшки с соленьями, бочонки с солониной, Горча проверял краны у бочек с пивом, Амадей же старался везде успеть и ничего не пропустить. На полке, тянущейся поверх очага, уже стояла здоровенная кастрюля капустного супа; Амадей сам трижды доливал туда бульон из вечного котла, потому что перевязанные четвертушки капустного кочана впитывали воду как губка. Одна такая четвертушка на миску, кусок копченой ветчины со дна кастрюли, половник бульона - и жизнь снова прекрасна для промерзшего до костей гостя. Заранее приготовили похлебку с каменной крупой - она и сейчас еще не была готова, вот ночь рядом с вечным котлом простоит, тогда и можно будет подавать, тогда похожие на мелкую гальку зернышки раскроются, впитают аромат кореньев, которых Стафида накрошила вдвое больше против обычного, и лягут в животы едоков нежным теплом. Для лукового супа под столом наготове стояла пара корзин с луковицами, на холоде стыл горшок с жидким тестом для клецек, рядом с ним отдыхало гороховое пюре. И благостно - будто милостивый монарх в день своего рождения - на решетке очага улыбался суп в вечном котле.
В последний пустой вечер они уселись за стол втроем.
-Скажи, сынок, каким богам ты привык молиться? - спросил Горча.
-Просто богам. - Пожал плечами мальчик. - В Шэлоте храмов немного, больше мастерских.
-Удобно, ничего не скажешь. И никто не в обиде, - засмеялся старик. - А здесь мы молимся господину Очагу, чтобы дал нам сил, а гостям - тепла.
-Ешьте, вот вам и вся молитва, - прервала его хозяйка. - Завтра работы привалит, чует моя поясница. Ешьте, и на боковую. Утром чуть свет подниму.
Спустя годы Амадей вспоминал свой первый зимний сезон с ужасом и нежностью.
Как и предсказала хозяйкина поясница, работы привалило, и первые постояльцы появились еще до полудня. И началось. Горча принимал лошадей, отводил их в конюшню, расседлывал, задавал корм - и возвращался за стойку, к пивным бочкам и кружкам; особо спешащие оставляли лошадей на привязи, рядом с колодой, полной чистой воды. И все гости, как один, валом валили в общую залу и требовали еды.
«Стафида, душа моя! Я твой капустный суп за милю учуял, так не обмани же меня!»
«Во имя всех богов, мальчик, где ты там копаешься, неси мою похлебку живее! О небо, наконец-то!»
«Хозяйка, неужели ты забыла обо мне? Без твоего лукового супа мне жизнь не мила!»
И Стафида резала луковицы, швыряла их в масло, скворчащее на дне плоского горшка, посыпала зарумянившийся лук мукой, не глядя, добавляла по щепотке соли, перца и коричневого сахара, зачерпывала половник из вечного котла, выливала в лук - и кухню затоплял аромат, и проливался в общую залу, и оттуда несся согласный стон нетерпеливого ожидания. Амадей уже стоял рядом, разложив в миски ломтики подрумяненного хлеба. Хозяйка разливала суп, сыпала поверх него щедрой горстью тертый острый сыр, и мальчик доставлял чудо по назначению.
А еще гости требовали пива, подогретого вина, солонины с горохом для слуг, теплую постель (а значит, надо заполнить грелки углями и вовремя положить их под покрывала), еще дров в камин, принести, унести, добавить, долить... Между делом надо было убрать со столов, подмести пол, вымыть посуду, вскипятить воды, ощипать и выпотрошить курицу, поджарить на вертеле добавки для вечного котла, вымыть и очистить коренья, натаскать дров, не забыть, как тебя зовут и где у тебя голова, а где - задница.
Где-то через месяц Амадей перестал наставлять себе синяки об столы и скамьи в общей зале и начал различать лица гостей. Движения его стали плавными и уверенными, ушла торопливая суетливость, он лавировал между гостями как белая рыбка среди бурых камней. Работы не убавлялось, просто он перестал ее бояться и постиг стихийные приливы и отливы в жизни постоялого двора. Тогда он втихую вернулся к заброшенной азбуке; Горча помогал ему, и вскоре мальчик смог прочитать слова на вывеске - место, где его приютили, называлось «Копченый хвост». До настоящего чтения Амадею было еще очень далеко, но первые успехи всегда окрыляют, и он при любом удобном случае покрывал грифельную доску кривыми прописями.