– Нет, это мне неинтересно. Думаю, ты связался с Тасиро, потому что его порекомендовал Сагимура. Болваны притягивают себе подобных.
Сонэ жестом остановил меня. Не отводя дула, он молча сунул левую руку в карман. При этом пистолет даже не дрогнул. Впечатляет, нечего сказать. Его рука вынырнула из кармана. Теперь в ней был зажат какой-то предмет. Нож. Привычным движением, как если бы это была зубная щетка, он ловко раскрыл зубами лезвие. На солнце сверкнула тонкая сталь. Сантиметров двадцать. Наверняка отлично режет, только думать об этом почему-то не хотелось.
– Зачем ты достал эту штуку?
– Для тебя. Будешь говорить гадости – в момент пошинкую. Предупреждаю, я люблю честность. А иначе… короче, ты понял. Запомни: вранья и ошибок я не прощаю. Еще раз спрашиваю: зачем ты его отослал?
Нож непринужденно зажат в левой руке. Лезвие бликует на солнце – рад бы не смотреть, но оно так и притягивает взгляд.
– Ты сказал Тасиро, что он ничего не теряет.
– И что?
– Уж не его ли репутацию ты имел в виду?
– Какую еще репутацию?
– Тасиро ведь влюблен в парня? В парня по имени Харада, не так ли?
– Ого, – почти прорычал Сонэ, в его голосе слышалось восхищение. – Откуда узнал?
– Интуиция подсказала.
Точнее, опыт. В джаз-клубах Канзас-Сити ко мне частенько приставали геи – их там было полно. Белые и черные, музыканты и посетители – «голубые» на любой вкус. Процент хороших людей среди них был ровно таким же, что и среди парней с обычной ориентацией. Именно тогда я научился моментально вычислять их по походке, взгляду, манерам. В разговоре с Харадой ко мне вернулось то былое ощущение.
– Интуиция тебя не подвела. – Губы Сонэ дернулись, обнажив желтые резцы. Очевидно, это была улыбка. – Тасиро не просто болван, он еще и грязный пидор. Не будь он денежным мешком, я бы и близко к нему не подошел. Хотя, может, и подошел бы. Пошинковать. Мне и воздухом-то одним с ним противно дышать.
То же самое я мог бы сказать и о себе в отношении Сонэ, однако бывают ситуации, когда следует проявлять сдержанность. Вот как сейчас, например.
– Я не считаю геев грязными. У людей могут быть специфические наклонности.
– Вот как у тебя, например, – выгнал Тасиро, чтобы толкнуть речь в поддержку пидоров.
– Я просто решил, что в его присутствии вам будет сложнее говорить.
В ответ раздался утробный звук, словно кто-то потер друг о друга сухие листья. Мне показалось или этот тип смеется?
– Ты удивительно заботлив.
– Тебе вряд ли было бы удобно говорить такие вещи в присутствии денежного мешка. Почему он поручил тебе припугнуть Нисину?
– В мире немало удивительного. А все из-за того, что связался с этим болваном. Мыслимое ли дело, меня, в мои-то годы, вздумали учить! Короче, голубки поссорились. Веришь? Нет? Харада бросил Тасиро и вернулся к Нисине. Этот сопляк крутит двумя старперами как хочет, причем один из них настоящий старый боров, которому за семьдесят. Мне, простому смертному, этого не понять.
Куда уж тогда мне до этого простого смертного, вовсе не являющегося простым? Однако я вновь оставил свое мнение при себе и заметил:
– Я слышал, Нисине стукнуло семьдесят шесть.
Снова утробный смех.
– Пора в отставку. Много я повидал извращенцев, но этот, пожалуй, любому сто очков вперед даст. Долгожитель чертов. Чем дольше живу, тем более странным мне кажется мир.
Я кивнул. С этим я готов был согласиться. К теме о старых извращенцах мне вспомнилась еще одна удивительная история. Ее рассказал мне в Канзасе Энди, в свою очередь услышавший о ней на конгрессе психиатров. Раньше мне приходилось слышать о «мужчине-унитазе», но в тот раз я впервые услышал о «мужчине-пепельнице». Один семидесятидвухлетний белый мужчина впадал в экстаз, когда молодой любовник тушил сигареты о его голый живот. Это вызывало у него небывалую для его возраста эрекцию. Причем эта привычка появилась у него уже после шестидесяти, и теперь его живот напоминал кратер действующего вулкана. Я корчился от смеха, слушая эту историю. Реальность порой сильно превосходит наше воображение.
Между тем Сонэ продолжал:
– Но самое любопытное, что, несмотря на то, что Нисина уже давно живет с Харадой, раньше он, говорят, и женщинами не брезговал.
– Бисексуал?
– Навыдумывали умных словечек. Пидор, он и есть пидор. На случку тараканов и то приятнее смотреть.
– Из вашего рассказа я понял следующее: на протяжении длительного времени Харада встречается с Нисиной, но тут появляется Тасиро. Харада некоторое время изменяет с ним Нисине, но в итоге возвращается к Нисине. В припадке ревности Тасиро поручил тебе того припугнуть, легко ранив из пистолета.
– Ага. С души воротит от этой истории. Терплю только из-за этой картины, точнее, из-за сотен миллионов, которые она принесет. Но противно так, что сил нет.
– И все же этих троих должны связывать какие-то отношения, я не имею в виду интимные. Должна же была появиться какая-то почва для их сближения.
– Нисина сошелся с Харадой на почве черного нала, обычное дело в их среде. Потихоньку они стали вместе заниматься картинами. Это насколько я знаю. Вроде в те годы картины считались лучшим подарком для политиков. Потом пресса подняла хай: мол, налоги, то да се, и от этого бизнеса, кажется, пришлось отказаться. Но пока этого не случилось, парочка отлично зарабатывала на так называемой пасовке.
Мне и раньше приходилось слышать этот термин. Всем известно, что предметы искусства растут в цене. А теперь представим, что некий чиновник приобрел у некоего антиквара картину за миллион. Через некоторое время другой антиквар покупает ее же, но уже за десять миллионов, так как полотно за это время успело вырасти в цене. Со стороны не придерешься: рядовая честная сделка, однако на самом деле существует договоренность – это и называется «пасовка».
– То есть Нисина и Харада, двое мужчин с одинаковой сексуальной ориентацией, знакомятся друг с другом, но между ними ничего нет, так?
Сонэ оскалился, еще больше обнажив желтые зубы.
– А ты, я смотрю, любишь потрепаться. Между ними изначально и не могло ничего быть. Во всем виноват Харада. Старик Нисина, до того момента интересовавшийся только бабами, после встречи с Харадой сменил ориентацию. Это под старость-то, ты представляешь?! Вот как бывает: перед тем как сдохнуть, подался в извращенцы.
– И как начались их отношения с Нисиной?
– Нисине тогда было около семидесяти.
Около семидесяти. Значит, шесть или семь лет назад. Действительно поздновато для смены ориентации. Хотя, насколько я понял из рассказа Харады, Нисине подобные лихие виражи не впервой: когда он забросил живопись и занялся коммерцией, ему уже было за пятьдесят.
– Возможно, чувствуя дыхание смерти, начинаешь испытывать интерес к неизведанным сторонам мира, в котором прожил столько лет.
– Возможно. Если взглянуть на это с оптимизмом, то возможно, но мне это не кажется познанием мира. Никогда не смогу понять извращенца.
– И как они познакомились?
– Нисина его нашел. Говорят, он частенько подбирал ребят в галереях или еще где-нибудь.
– Хм, а ты неплохо осведомлен, – сказал я, – похоже, Тасиро тебе доверяет.
– Не неси чепухи. Болван, он и есть болван. Руку давай.
– Руку? А что ты с ней будешь делать?
– Шинковать, что же еще?
– Я еще не все спросил.
– Я же сказал, что люблю честность. Я выполнил свой долг, рассказал честно все, что знаю. Теперь самое время развлечься.
– Готов согласиться с тем, что ты честный человек. В каком-то очень узком смысле слова. Но какой смысл шинковать меня до того, как ты услышишь мой рассказ?
– Очень большой смысл. Резану разок, а потом буду слушать. Самый эффективный способ. Человек на редкость лживая скотина. Вроде и сам не хочет, а соврет, так уж он устроен. Так что пошинкую для профилактики. Самый хороший способ заставить говорить правду. Это даже к лучшему, что ты выгнал Тасиро, а то наш голубок при виде крови в обморок падает.