– Прости, – сказал я, – что взять с любителя?
Его улыбка не погасла.
– Ну что вы, вы отлично стреляете. Такое даже среди профессионалов не часто увидишь.
– Ну, – произнес Тасиро, – что же нам с вами делать?
– Отправим их на склад, никто и не узнает, – вмешался Сагимура. – Обстряпаем так, что не придерешься.
– А как же добропорядочный сторож? – возразил я.
– Существует масса способов заставить человека молчать, – ответил Тасиро. – А ну стройтесь. Покажу вам свой музей. У вас больше не будет шанса увидеть в одном месте столько чудесных полотен.
Мы с Харадой переглянулись. Он усмехнулся. Все-таки Харада отличный мужик. И зачем он связался с этим Нисиной? Видно, мне никогда не понять однополой любви.
Гуськом мы направились в сторону склада. Несмотря на то, что Харада был серьезно ранен, нас вели со всеми предосторожностями, держась на приличном расстоянии позади.
Внезапно совсем близко раздался рев мотора. Я взглянул в направлении звука. Прямо на нас на большой скорости с ревом несся малолитражный автомобиль. Фары выключены. Видно только, как работают дворники. На мгновение за лобовым стеклом мелькнуло бледное лицо Мари. Она быстро приближалась. Кажется, я ей кричал, но мой голос потонул в грохоте двух выстрелов, сделанных Сонэ. Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Не сбавляя скорости, малолитражка скосила Сонэ с Сагимурой и, опрокинув Тасиро, промчалась мимо. Затем машина остановилась как вкопанная. У той самой каменной ограды. Налетела на нее с размаху и затихла.
Боковым зрением я заметил, как Харада подбирает пистолет.
Я медленно сделал шаг в сторону малолитражки и в следующее мгновение рванул к ней со всех ног. Передняя часть машины была полностью смята, крышка капота задрана кверху. Мотор с шипением дымился под дождем. Я распахнул дверцу. Прямо мне на руки вывалилась Мари, я обеими руками подхватил хрупкое тело. Какая она легкая! Я уложил Мари прямо на мокрую мягкую землю, в ее груди зияла рана. Из раны темным фонтанчиком хлестала кровь. Из уголка рта тоже вытекала струйка крови.
– Эй, – произнесла она слабым голосом.
– Не разговаривай, – сказал я и замолчал.
Какой толк от моей заботы человеку, вымокшему на холодном июньском дожде, истекающему кровью на грязной земле, стоящему на пороге смерти?
– Почему ты приехала? – Я обнял ее за дрожащую шею. – Почему не выполнила обещание?
В темноте я различил ее улыбку.
– Я помешала? – Голос был тихий, угасающий. – Я тебе помешала?
– Нет, – ответил я, – ты меня спасла. Но почему ты приехала?
– Потому что хотела спросить.
– Что ты хотела спросить?
– Ты понял, почему твоя жена покончила с собой?
Голос стал еще тише. Однако даже в шуме дождя этот прозрачный голос был отчетливо слышен.
– Наверное, – ответил я.
– Эту причину знаешь только ты?
– Наверное, – повторил я.
Она улыбнулась:
– Значит, надо устроить праздник.
– И как будем праздновать?
– Не знаю. Для меня ни разу никто не устраивал праздников. Поэтому я не знаю.
Последовала долгая пауза. Тишину нарушал только шум дождя.
– У меня еще один вопрос.
– Какой?
– Ты раньше когда-нибудь плакал?
Я ответил ей не сразу. И ответил честно:
– Я не плачу. И никогда не плакал.
– Вот как? – пробормотала она. Голос ее стал прерывистым. – А я все это время плакала.
– Почему ты плакала?
– Мне было до слез грустно.
Снова пауза. Я смотрел на ее лицо. Струйка крови, стекавшая из уголка губ, перемешиваясь с дождем, окрасила подбородок в бледно-розовый цвет.
– Ты… – снова пробормотала она, – ты не сказал мне…
– Что?
– Что ты никогда не плакал. Значит, ты не совсем мальчишка. Ты ни разу мне этого не сказал…
Ее шея опала. Я прикрыл ей веки.
25
Я вернулся к грузовику. При каждом шаге было слышно, как чавкает под ногами мокрая от дождя земля. Я шел и слушал этот звук.
Харада сам со всем справился. В пелене дождя на земле рядом друг с другом сидели Тасиро и вся его компания. Кое-кто был ранен. Харада сидел напротив, наставив на них мой пистолет. Завидев меня, он спросил:
– Как она?
– Умерла, – ответил я.
Он помолчал, а затем произнес:
– Возможно, это из-за меня.
– Нет, это я убил ее.
Он вопросительно взглянул на меня.
Я молча опустился на землю.
Харада снова сказал:
– За этими ребятами нужен глаз да глаз, а я хочу взглянуть на «Подсолнухи». Или лучше вы?
Я покачал головой:
– Нет, сходи ты.
Он кивнул. Передав мне оружие, взял из кабины грузовика карманный фонарик и взобрался в кузов. Не меняя позы, я вытащил из кармана пачку «Хайлайта». Последняя сигарета, мятая. Прикрываясь от дождя ладонью, я закурил. Сигарета была безвкусной.
Через некоторое время из кузова показался Харада. Когда он спрыгнул на землю и подошел ближе, я увидел, что лицо его заметно повеселело.
– Это оригинал! Конечно, следует дождаться результатов экспертизы, но сомнений быть не может. Это оригинал, причем даже в лучшем состоянии, чем я предполагал. «Подсолнухи» Ван Гога! Теперь ваша очередь идти смотреть.
Я помотал головой:
– Я хочу спросить у тебя кое-что.
– Что?
– Они ведь были спрятаны внутри моей картины. Где именно они были закреплены: на внутренней картине с изображением комнаты или на обратной стороне жестяной двери?
Он улыбнулся:
– На двери. Ваша жена явно сделала все, чтобы не повредить ваше произведение. «Подсолнухи» были закреплены клеем на жестяной двери за четыре уголка края канвы.
Вот как? Я передернул затвор. Направил дуло пистолета в бок грузовика. Харада пытался что-то сказать, но я уже нажал на спусковой крючок. Снова передернул затвор и снова выстрелил. И еще два раза. Пули пробили в бензобаке четыре аккуратные дырочки. Из них побежал и потек в нашу сторону бензин. Радужной змейкой он расползался по темной земле под нещадно хлещущим ливнем.
– О боже, – пробормотал Харада.
Тасиро и все остальные затаили дыхание.
В этот момент я бросил окурок. Игра? Может, да, а может, и нет. Трудно сказать. Куда он упадет? В лужу? Или в бензин? Погасит вода окурок? Или нет? Трудно сказать. Дождь не загасил огонек моей сигареты. Очертив дугу, окурок упал на переливающуюся радугой землю. Мгновенно занялось пламя и тут же перекинулось на бензобак.
Последовал взрыв. Темнота окрасилась алым. Отлетевший кусок металла оцарапал мне щеку.
Харада попытался подняться, но тут же рухнул как подкошенный.
– О боже, – повторил он, и в этот момент весь грузовик охватило пламя.
Раздался грохот. Тент загорелся. Темноту нарушало только фантастическое алое пламя. В его отблесках я видел ошеломленное лицо Харады.
– Вы… вы… но почему…
– Просто огонь перекинулся, – проворчал я. – Кстати, погиб человек. Два человека погибли из-за этих «Подсолнухов».
В ответ он глубоко вздохнул:
– Не то время года, чтобы огонь перекинулся.
– Так и для подсолнухов не то время года. Они еще не цветут. Только бутоны наливаются. Вот будет бон,[66] тогда и зацветут.
– Но когда огонь перекидывается, он обычно не так ярко горит.
– Может быть… – Проворчав это, я еще долго смотрел на догорающий грузовик.
Огонь и вправду был ярким. Казалось, он опаляет сами небеса. Он горел торжественно, с помпой. Горел с громкими всполохами. С ночного неба мощными струями хлестал дождь. С земли, словно вылизывая темное небо, вздымалось пламя. Огонь отодвигал холодный мрак, создавая иллюзию жаркого летнего полдня. Пламя было пышным и каким-то выпуклым. Такое бывает по праздникам. Так ведь это же праздничный огонь! Праздничный огонь в честь одного человека.
Это горят подсолнухи.
Наконец Харада сухо произнес:
– Что вы собираетесь делать дальше?
– Ждать, – ответил я, – терпеливо ждать. Спокойная пустая жизнь обязательно придет.
Вдали завыла сирена.