— Где-то она оставила… ну она… она!
Скорее всего — Ольга. Клад мамочке мерещится, что ли?
— Ольга оставила, да?
— Не мешай, я все прекрасно знаю, у меня идеальная память! Где-то оставила — да, Оленька.
Пусть ищет. Хорошо, хоть не требует, чтобы он ей помогал.
Владимир Антонович ушел в свою комнату, в спальню-гостиную-кабинет, — и попытался поработать. Из-за двери слышалось упорное шарканье — и это отвлекало. Наконец шаги затихли. Сколько-то времени Владимир Антонович спокойно сидел и думал. Думал бы дольше, благо никто ему не мешал — такой редкий случай! — но захотелось в уборную.
От дверей уборной видна половина кухни — мамочка что-то делала за столом. Уж не творог ли опять поедает?! Чтобы Варя устроила маленькую трагедию! Владимир Антонович заглянул.
Перед мамочкой была банка. Плоская квадратная консервная банка. Владимир Антонович сразу узнал: исландская селедка, которая досталась Варе в каком-то заказе и сберегалась для праздника. Добралась мамочка! В руках у нее был консервный нож и молоток: нож такой конструкции, что нужно сначала проколоть крышку банки силой рук — сил не хватало, вот мамочка и отыскала молоток. И ведь сообразила! А на помощь Владимира Антоновича не позвала — значит, решила полакомиться селедкой в одиночестве. Вот сколько сообразила — и про консервный нож, и про молоток, и про то, что вдвоем придется делиться — права Варя: когда ей чего-то нужно, мамочка очень даже соображает!..
И тут Владимир Антонович разглядел, что банка вздута, что верхняя ее плоскость выпячивается пологой волной!
Слышал он, много раз слышал, что означают вздутые банки — что в них завелся смертельный консервный яд!
Он буквально впрыгнул на кухню!
— Ты что, не видишь, что банка испорчена?! Это же яд! Выкинуть надо, немедленно выкинуть!
Владимир Антонович выхватил у мамочки банку. Консервный нож соскочил и поцарапал голубой пластик кухонного стола.
— Глупости! Спрятали нарочно. Твоя жена все прячет от меня! Как ее зовут… у меня идеальная память… твоя жена все прячет! Чтобы продукты не переводить на старуху!
— Никто не прячет! Никто не будет есть! Выкидываю я, видишь, выкидываю! Потому что яд!
— Глупости! Такая вкусненькая!
Владимир Антонович выскочил на лестницу, демонстративно оставив дверь распахнутой, и выбросил опасную банку в мусоропровод.
— Глупости! Ничего нельзя выкидывать! Такая вкусненькая! Прячет она нарочно… та, которая твоя жена.
Владимир Антонович не пытался больше ничего доказать, ушел к себе.
Но не мог успокоиться, не мог больше работать.
И ведь едва она не успела открыть, едва! Ну послышался бы какой-то стук — Владимир Антонович и не подумал бы выйти. Открыла бы, съела… Вот так жизнь могла пойти по другому варианту, если б не захотелось ему в уборную. Но не пошла… Владимир Антонович не колебался, врываясь в кухню, — да он и подумать ни о чем не успел, действовал инстинктивно. Даже подумать нельзя, чтобы он тихонько отступил в комнату, увидев вздутую банку в мамочкиных руках: ничего не заметил, ничего не знает… Нет, о таком даже подумать нельзя. Но ведь он мог искренне не знать о том, что происходит на кухне. И никто не был бы виноват — судьба. Судьба, что мамочка нашла эту банку, судьба, что сообразила, как ее открыть…
Тут Владимир Антонович вспомнил научный фильм по телевизору — про интеллект обезьян: как шимпанзе догадывается соединить две палки, чтобы достать банан. Вот и мамочка сообразила соединить консервный нож и молоток — как-то очень по-обезьяньи. Владимир Антонович даже засмеялся.
Владимир Антонович сидел — и его знобило. Оттого что так близко прошла судьба.
Ни Варе, ни Павлику потом поздно вечером он не рассказал о том, что судьба прошла так близко. Просто сообщил, что нашел подозрительную банку и сразу выкинул — от греха. Павлик захохотал:
— Надо было дать Зоське! Подохла бы или нет? Где-то написано у классика, что грибы сначала давали пробовать дедушке, а потом уж ели все, а мы бы дали Зоське — во как гуманно!
Если бы Павлик знал, что у них дома чуть было такї и не получилось — по классику!..
Если бы Павлик знал, может быть, он не отнесся бы так беспечно к следующему капризу своей бабули. Или ничего мы не умеем предугадать заранее, сколько ни учись на своем и чужом опыте?
Владимир Антонович вернулся домой как обычно около восьми — и сразу каким-то образом ощутил, что мамочки нет дома. Все было как обычно — и запах прежде всего, а вот мгновенное ощущение пустоты в квартире. Просторнее словно. И, не понимая, с чего он это взял, Владимир Антонович спросил Павлика, брившегося в ванной при распахнутой двери — не иначе, на свидание собрался: