— Надо позвонить Ольге, — продолжала Варя. — Известить. И пусть сама решает, ехать ей или нет: у нее машина, она может и вернуться когда угодно.
Вот это правильная идея! Мамочкина любимая дочка должна немедленно узнать про несчастный случай — чтобы потом никаких упреков.
Ольга уже спала, судя по долгим гудкам. Может и не быть дома — у нее обширная личная жизнь. И Сашка где-то с Павликом… Нет, отозвалась:
— Ну, что? Кто это?
— Мамочка попала в больницу. С улицы. Ушла и там упала, что-то себе сломала. Мы только что узнали: она в больнице Ленина.
— Да ты что?! Как же она вышла на улицу?! Зачем ты отпустил?! Ой, я уже приняла снотворное, ничего не соображаю. Если ты думаешь, чтобы я ехала, то я не могу после снотворного. Она же в больнице, да? На койку положена? Чего ж еще ночью?
Ну вот, все согласились, что можно подождать до завтра. Не один Владимир Антонович такой бессердечный, любимая мамочкина дочка — тоже. Надо было спросить, где Павлик с Сашкой. Гуляют, наверное. И не знает оболтус, что произошло из-за него. Не мог он, видите ли, помешать взрослому человеку!..
Утром Владимир Антонович все высказал Павлику. Правда, второпях — оба уже опаздывали. Павлик оправдывался вяло:
— Все бывает. Дома тоже падают и ломаются — на ровном месте. Это как судьба. А не был бы я дома? Не дежурить же при ней круглые сутки!
— Без тебя мамочка могла звонка не услышать: она часто не слышит звонка.
— А могла и услышать. Жених бы звонил долго: он же знает, что мамочка всегда дома. Прием граждан круглосуточный, как в Большом доме!
Не чувствовалось в нем раскаяния.
На кафедре Владимир Антонович подошел к старшему лаборанту Игорю Дмитриевичу расспросить про состояние его матери.
— Четыре месяца лежала на вытяжении, пока срослось! Четыре! Ведь все процессы вялые в этом возрасте. Пролежни пошли. А встала первый раз — и сразу же сломалась снова. В том же месте! Теперь уже точно не срастется, на вытяжение больше и не кладут. Зато ворочать легче, перестилать.
Владимир Антонович растерянно посочувствовал и уже отходил, как вдруг Игорь Дмитриевич спросил заговорщически:
— А вы знаете, что Лиля Брик с собой покончила? Та самая!
Владимир Антонович не знал. И растерялся от неожиданного вопроса. Странный скачок мысли. Хотя, конечно, если год провести около неподвижной больной, можно, наверное, слегка тронуться.
— Я думал, она пережила тогда. Ну, переживала, конечно. Вот за Есениным покончила одна — жена или не жена — Бениславская.
— Прекрасно пережила! Почти на шестьдесят лет! Она недавно покончила — год или меньше. Не от каких-нибудь страстей или раскаянья, а сознательно! У нее получился такой же перелом шейки, и она спокойно рассудила, что ходить больше не сможет, станет всем в тягость. Какая женщина! Недаром и Маяковский!..
Глаза у Игоря Дмитриевича сумасшедше сверкнули.
На этот вечер у Владимира Антоновича давно было запланировано зайти к знакомому, тот обещал показать свежие японские автомобильные проспекты, а пришлось вместо этого идти в больницу — все планы сбились из-за мамочки! Около больницы он высматривал Ольгин зеленый «Москвич», но не высмотрел — занята дорогая сестрица, не торопится.
Ничего хорошего в смысле благоустройства или ухода Владимир Антонович найти, разумеется, не ожидал, но на самом деле все оказалось гораздо хуже. Привычный дома, но десятикратно усиленный запах мочи и разложения уже в коридоре предупреждал: "старушечья травма!", так что не пришлось спрашивать дорогу. Распахнул дверь — и ударил запах вовсе уж нестерпимый. Огромная палата, почти зала — и вся как-то странно шевелящаяся. Косо вверх торчали загипсованные ноги — Владимир Антонович прекрасно знал, что такая конструкция называется вытяжением, тем самым вытяжением, под которым напрасно промучилась четыре месяца мать Игоря Дмитриевича. Металлическая арматура, на которую были уложены торчащие вверх ноги, была похожа на огромные булавки, которыми пришпилены жертвы — еще живые, но уже еле живые бабочки.
Где тут она? Кого спросить? К Владимиру Антоновичу обратились изуродованные болью и дряхлостью лица — зашамкали, закричали:
— Человек пришел, человек!
— Сынок, ты к кому?
— Помощничек, иди сюда!
— Бо-ольно!
Все тянутся, всем от него чего-то нужно.
Быстрыми шагами — чтобы не зацепили, чтобы не удержали — пошел Владимир Антонович по узкому проходу, стараясь не смотреть прямо в глаза старухам, потому что, если посмотришь, невольно обнадежишь — вдруг ты и есть долгожданный «помощничек». Боковым зрением он фиксировал: "Не она… не она…" И увидел мамочку.