– После ее визита кошарики до утра из потайных мест не вылезут, – мрачно предсказала дочь. – Ладно бы она по частям входила. А то вламывается в дверь, как… стихийное бедствие огромного масштаба, да при этом еще кискает зверским басом. Однажды мне пришлось услышать этот «ангельский» призыв – не ко времени вернулась домой, пока все умные в отъезде были. Так я вперед кошек за кресло сиганула! Потом уже как-то неудобно было показываться. А они вместе со мной прятались… Ой, как вспомню!..
После десяти меня окончательно стало клонить ко сну – несколько раз я сама себя будила детективом, падавшим мне на физиономию одними и теми же страницами – сказывалась почти бессонная ночь. Не выдержав, улеглась первая, отметив, что под дружный хохот, доносящийся из кухни, прекрасно спится.
Мне снилась снежная равнина без конца и края, наша «Ставрида» стояла на каком-то возвышении, подобном постаменту, а мы с Наташкой и Аленкой жались к ней, боясь свалиться в снежную, холодную мякоть. А все потому, что вчера не уехали.
– «Мила-а-а. Мне плохо, Мила-а-а. Ну где же ты-ы-ы?» – завыла вдруг Наташка не своим голосом.
– Нечего было вчера ржать до полуночи! – услышала я свой собственный голос. – Тогда и плохо бы не было.
– Мамуль, что это? – шепотом спросила меня Алена, подкатившись ко мне вплотную.
– Господи, вы тоже слышали? – трагически всхлипнула со своей кровати Милочка. – Какое счастье! Значит, я не сошла с ума!
«Сойдем вместе, – подумала я, окончательно проснувшись. – Если это не Наташка развлекается. Иначе давно бы заглушила этот жуткий призыв. Не зря в пионерском хоре запевалой была».
– Мила-а-а, мне душно-о-о. Где ты, Мила-а-а?…
То, что этот потусторонний голос принадлежал не Наташке, стало ясно буквально тут же:
– Заберите меня из туалета!!! – вопила она.
Не сговариваясь, мы рванули к ней. Впереди скакала обезумевшая Фимка.
Из-за закрытой двери в строящееся помещение продолжали нестись леденящие душу стенания…
– Эт-того не мож-жет б-быть, – довольно убедительно выговорила Аленка, крупно дрожа всем телом и прижимаясь ко мне. Милочка держалась лучше – за электрочайник и часто-часто потряхивала головой в знак согласия. Заледенев от ужаса, я убеждала себя взять ситуацию под контроль.
– Ирка! Сдвинься вправо, ты мне выход перегородила, я одна здесь боюсь, – тоненько провыла Наташка из туалетной кабинки.
– Мила! Почему не готов ужин?! – Голос покойной звучал громко, требовательно и решительно. – Хочешь, чтобы я сама поднялась и пришла на кухню?
Бледная Милка, обреченно уставившись в потолок и слегка приоткрыв рот, поливала из чайника пол. Пока я дрожащими руками не отняла этот чайник. И не начала поливать пол сама – никак не могла поставить его на стол.
– Лежите себе спокойненько, Антонина Генриховна, вам нельзя двигаться! – крикнула Наташка, выскакивая из туалетной комнаты, при этом ощутимо двинув меня дверью. Но я только слегка поморщилась.
Милочка шептала побелевшими губами «Отче наш…». Аленка требовала позвонить в службу спасения. А я вообще ничего не соображала.
Голос покойницы изменил тональность – стал низким, медленным, тягучим:
– Мила-а-а-а, – выдохнула она, и я не выдержала. Давно славлюсь безрассудными поступками. На то они и безрассудные, что разум в качестве консультанта и советчика не задействован. Мне вдруг показалось, что если я сейчас не прекращу это издевательство, то до утра не доживу. Сейчас выскочу в эту проклятую дверь, вцеплюсь в потустороннее «нечто» и буду рвать эту субстанцию на клочки. Ярость сильнее страха. Тем более когда соображения уже нет. Нечем бояться! Я рванулась в коридор.
– Не надо!!! Не ходи!!! – закричала Аленка, вцепившись в мою руку. – Я с тобой!!!
– Через мой труп!!! – гаркнула подруга, сверкнула глазами и уверенно добавила: – Пока живой! Лучше бежать на улицу… Там вместе и окочуримся. Зато не от страха!
Милочка ничего не сказала. Не смогла – удачно валялась без сознания: головой почти на диване, всем остальным – на полу. Странная какая-то… Уж ей-то пора бы и привыкнуть.
Я вдруг стала замечать некоторые детали: кухня какая-то слишком белая. На окна нужны более веселые занавесочки. Милка в одном тапочке, Аленка вообще босиком. А у Натальи волосы наэлектризованы… И черт с ним, с этим потусторонним завыванием. Ясное дело, уже на стрелку не побегу. Ярость прошла. Но и бояться устала.
– Милку верните в реальность, – проронила я спокойно. – Балдеет сама с собой наедине. Я чай поставлю.
Стенания, требования и призывы за дверью стихли. Теперь там что-то шуршало и возилось. Милочка очухалась и бессмысленно улыбалась, заладив одно и тоже: