Сидору Охмале вдруг стало легче, что-то подалось внутри, отпустило, он вынырнул из ярко-желтой мути, услышал гудение пламени, почувствовал его жаркое дыхание и удушливый запах черного как смола дыма. Десятки разной высоты огненных султанов слились в громадный столб; сначала пламя гудело на одном месте, но затем стало медленно удаляться, отплывая от берега подобно фантастическому пароходу, отчалившему от пристани. Сидор взглянул на свою онемевшую руку, увидел, что крепко сжимает обрывок каната, при помощи которого удерживал на месте спаренные байдаки, и понял, почему мельница отчаливает: все четыре каната, должно быть, перегорели, сгорел перекидной мостик, вот она и очутилась на быстрине. То была удивительная движущаяся картина. Издали мельница напоминала плавучий сноп огня, который, разрывая мрак, стремился в неизвестность…
Мы с Прокопом не уходили до конца. До тех пор пока мельница не скрылась за высоким берегом Складного острова. Потом Прокоп начал молча подниматься вверх по берегу, минуя все стежки и тропинки, которые вели к его хате. Я старался не отставать, держался за ним, но шагал неуверенно, робко, потому что после ослепительного горячего света глаза долго не могли привыкнуть к темноте, я плохо видел. Прежде чем сделать шаг, нащупывал ногой тропинку, однако случалось, что она выводила меня на самую кромку невысокого берега.
Я догнал Прокопа только за калинником, и мы пошли еще быстрее, почти побежали вприпрыжку, напрямик, ориентируясь на слабое красноватое свечение одинокой электролампочки, которая покачивалась чуть ниже флага на пожарной каланче. Близ этой каланчи, в бригадной хате, расположились лесорубы, бульдозеристы, бензопильщики, геодезисты и все прочие, готовившие дно для будущего Кременчугского водохранилища.
Мы переночевали в яслях на сене. Когда я проснулся, Прокопа уже не было. Я даже приблизительно не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он ушел в бригаду, чтобы раздать людям тягло и распорядиться автомашинами: еще вчера вечером прислали довольно много машин ради такого дня…
Полусонный, я вяло размышлял, как быть, куда деваться с груженой подводой, чтобы, миновав все ямы и канавы на песчаной дороге, вовремя явиться к назначенному месту сбора, то есть на бригадный двор, на Малярку; оттуда те, кому выпало переселяться сегодня, поедут дальше. Неловко накинул я на лошадиные шеи хомуты, как вдруг увидел почти рядом с собой Данилка Дымского. Славный, красивый паренек, не сглазить бы. Не иначе как (так подумал я) вышел из хаты Машталира (еще не полностью разрушенной). Должно быть, никто не согласился помочь Саньку Машталиру с похоронами, вот он и попросил свободных от дел подростков…
Проходя мимо бывшего Прокопова подворья, Данилко поздоровался заспанным голосом. Я обратился к нему (зачем?) с каким-то случайным словом, и он смущенно остановился на минутку. Вероятно, только ради того, чтобы удовлетворить мое любопытство.
— Вот ты какой! — воскликнул я.
Разговор не вязался. Данилко выжидал; наконец, смущенный затянувшимся молчанием, глядя в землю, тихо уронил: «До свидания» — и со всех ног побежал от меня в бригаду.
Я скатал свою постель, бросил ее на подводу, примостился между Прокоповыми кадками, лавками и кроватью и выехал со двора, который уже успели разровнять, — что там разровнять, прямо-таки разгладить, как и распорядился приемщик, санитар по переселению…
До Малярки я добрался благополучно, приехал заблаговременно. Но большинство подвод уже стояли обозом, одна за другой. Я еще с вечера знал, что мое место впереди: лошади у меня вроде получше и хорошо знают дорогу к большаку. Да к тому же как-никак бригадирова подвода, а бригадир и здесь должен указывать путь.
У пожарной каланчи толпой стояли переселенцы и, задрав головы, молча следили за Василом Дымским (Данилко — внимательнее всех). Я узнал Васила сразу, с первого взгляда: распахнутая на груди рубаха в красную и голубую клетку, солдатская фуражка (таких в Мокловодах было всего три: еще у Лядовского и Антипа Лемишки) козырьком назад, чтобы не свалилась с головы, босой (сапоги его держал Данилко). Васило лез наверх по внутренней лестнице. Вот осталась позади электрическая лампочка, на которую мы с Прокопом ориентировались, возвращаясь вчера вечером с «последнего помола». Васило протягивает руку, берется за древко флага. Можно было бы снять флаг и раньше, но Прокоп то не решался это сделать (на хуторе еще жили и работали люди), то выбирал наиболее подходящий момент. Сейчас этот момент настал: из Мокловодов переселяются почти все. Так пусть же их флаг снимут у них на глазах.