В углу зала расположилась компания молодежи. Студенты: только и разговоров, что про сессию. Одна из девушек напоминала со спины Валерию. Очень похоже держала голову: наклонив слегка вперед и набок – чтобы длинная челка хоть немного приоткрыла глаз.
Дома и в школе Лера челку закалывала. Но отправляясь гулять, отпускала на волю – так, что та свешивалась на пол-лица. Капустин под настроение посмеивался над модной прической. Говорил, что выходить так вечером опасно: темно, глаз из-под челки ничего не видит, не убилась бы… Лера отвечала с водевильным жеманством: “Ах, как меня ранит Ваша эстетическая отсталость, милый папА”. Он предлагал ей прихватить фонарик. Она называла его шутки “шахтерскими”.
Официант демонстративно покосился на Капустина – дескать, заказал только чай, даром место занимает.
“Для Лерки я, конечно, стал жалким и никчемным, – размышлял Капустин, отворачиваясь от официанта. – Пыжился, пыжился. Потом – чпок, и сдулся. Промямлил на прощанье – мол, пока, приезжай в гости”.
Давным-давно, когда бессмыслицей еще и не пахло, Лере было пять лет. Пока Галя вершила дома генеральную уборку, они гуляли в парке. В руке у дочки – только что купленный шар. Налетел ветер, вырвал шар, понес над соснами и каштанами. Заметив, что дочка готова разреветься, Капустин скроил серьезную мину и, приложив руку козырьком ко лбу, сказал довольным, одобрительным тоном: “Решила отпустить к воздушным зайцам? Ну-ну, пусть проведает”. Забыв про слезы, Лера принялась выспрашивать, что это за зайцы такие – воздушные.
– В небе живут.
– Я не видела никогда.
– И никто не видел. Сказано: воздушные. Невидимые.
– А откуда ты про них знаешь тогда? Если невидимые?
– Все про них знают. Никто не видел, но все знают.
– Как это?
– Так это! Вот я тебе рассказал – теперь ты тоже знаешь. К ним шарики в гости летают.
– Почему?
– Как почему? Они тоже воздушные. Родственники.
Лера помолчала с минуту.
– Ничего себе!
Чтобы отделаться от назойливого взгляда официанта, Капустин заказал десерт. Кофейное пирожное. Оно оказалось холодным в середке. Несвежее. Держали в морозилке, в микроволновке разморозили – и не до конца.
К молодежной компании, обхватив руками спинку стула, подсел мужчина. Беглого взгляда хватило, чтобы уловить его основательность, вальяжность. Из господ. Одет дорого, выглядит – будто приценивается. Что-то потянуло его к студентам?
Капустин подлил себе чаю. Только чай здесь и можно брать. Чай настоящий.
Барышня с длинной челкой уткнулась в телефон. Скрылась за челкой как за дверью. “Не беспокоить!”.
Да уж, сложно будет оживить отношения с дочкой. Самого бы кто оживил.
Унылый нуль.
Пареный овощ.
Да еще бабушка Мария Константиновна рядом.
С бабушкиной фабрикой оптимизма ему не потягаться.
И Галя, как только они расстались, вся засияла.
Дружи-ка, дочка, с папой, ему сейчас надо. Да уж, поди выпроси у малолетки милосердия. Особенно к предку.
А когда-то он был: папочка, солнышко.
Первого сентября, первый раз в первый класс – Лера споткнулась, и коленкой прямо в лужу. Тут уж от слез ее было не удержать. Отказалась идти в школу наотрез. Галя пыталась и так, и эдак уговорить. Сулила подарки. Лерка уперлась: не пойду.
– Я буду некрасивая. Со мной дружить не станут.
Времени оставалось совсем немного. По округе уже разносились задорные школьные песни. Отойти от дома успели прилично. Пометелил Капустин домой, за новыми колготками. Заляпался с головы до пят, взмок. Но успел. Переодели Валерию за кустиком, она шею его обхватила, повисла.
– Папочка, солнышко!
Пищит от радости прямо в ухо.
Господи, как так вышло?
Куда жизнь-то вся делась?
Или это я в ней – куда-то делся?
Выбраться бы.
Хотелось ведь только хорошего.
Позвонил Миша.
– Старик, не обижайся. Не смогу я никак подъехать. Не срастается.
– Ладно.
– Не обижайся.
– Ладно.
Подойдя к своей машине, Капустин обнаружил, что она безнадежно подперта черной, дочерна затонированной “Ауди ТТ”. Капустин постучал в окно. В салоне никого не оказалось.
Номера блатные. Почему-то он сразу понял: машина – того мажора, что подсел к студентам.
Капустин вернулся в “Рафинад”, спустился в нижний зал.
– Три “тройки”, АРО, – крикнул он, стоя возле лестницы. – Чья машина?
Никто не отозвался. Тип, сидевший верхом на стуле, увлеченно рассказывал что-то юношам и девушкам, отвечавшим ему непроницаемым молчанием.
– Чья там “Ауди ТТ”, три “тройки”, АРО? – выкрикнул Капустин еще раз. – Я выезжать буду. Могу поцарапать.