Улыбчивый тип не повел бровью.
Капустин подошел к нему.
– Ваша машина там стоит?
– Какая?
– “Ауди ТТ”. Три “тройки”, АРО.
– Черная?
– Черная.
– Черная моя.
Помолчали. Мужичок смотрел на Капустина с тлеющей улыбкой на губах. Немного ленивой издевки. Чуть-чуть, как раз по ситуации: на большее Капустин в его глазах не потянул. Дескать, такой вот мой сегодняшний каприз – на хрен тебя послать, покуражиться… потерпи, человек ты, вижу, привычный.
– Отгоните, пожалуйста. Вы совсем меня подперли. Мне уезжать пора.
Указательный палец оторвал от стола:
– Минуту, – и, повернувшись к столику, продолжил свой рассказ.
Что-то про Казантип. Молодежь напряженно молчала.
– Мне нужно ехать…
– Стало быть, стоит дурочка перед штурвалом и рыдает крокодильими слезами, а чемодан потихоньку так уплывает, уплывает.
Уловив насмешливые взгляды окружающих, Капустин развернулся и отправился к выходу.
Сволочь. Деньгастый потс.
“Лере пока позвонить, что ли? Узнать, как она там”.
На лестнице почувствовал, как внутри начала проклёвываться злость.
Вместе со злостью пришло облегчение.
Будто открыл окно, а оттуда свежий воздух – полился по лицу, хлынул в легкие.
Веселая пружинка в животе. Разворачивается, наполняет весельем.
Здорово.
Давно не испытывал такого.
“Ауди ТТ” сочно сверкала черной надраенной тушкой.
Капустин вынул из багажника своего старенького “RAV4” бейсбольную биту, которую много лет возил с собой на всякий случай, “от дурного глаза”. Бросил на сиденье, сел в машину.
Позвонил Миша.
– Правда, не обижайся… не получается…
– Миш, Миш, – оборвал его Капустин. – Некогда мне. Давай.
Нажал на отбой. Завел двигатель.
Сначала – почему-то очень медленно и аккуратно – уперся мордой в крыло “Ауди” и, зафиксировав переключатель скоростей на пониженной передаче, начал добавлять оборотов. Включилась сигнализация. Скрежеща и поскрипывая, “Ауди” подалась, но, сдвинувшись немного, встала как вкопанная. Сдал назад и во второй раз въехал в цель с некоторым разгоном. “Ауди” скакнула на полметра и снова замерла. “RAV4” забуксовал. Снова сдал назад, вышел из машины.
Орала сигнализация.
Вокруг ресторанной парковки, на тротуарах, уже собирались люди. Кто-то успел выхватить мобильник, принялся снимать капустинский таран на камеру.
Его переполняло бесшабашное, праздничное воодушевление. Казалось, он находится в эпицентре большого буйного карнавала, в котором ему выпала первостепенная роль.
Краем глаза Капустин уловил, что с балкона соседнего дома кто-то тычет в его сторону пальцем, кричит кому-то вниз: “Вон, вон туда смотри!”.
– Сейчас-сейчас, – бормотал он. – Сейчас шо-маст-го-он.
Вынул из багажника антипробуксовочные ленты, выстелил их перед изрядно помятой “тэтэшкой”. На “тойоте” Капустина лишь хромированная защита исцарапана –ерунда.
Усаживаясь в машину, заметил, что из ресторана выскочил барин с пиликающим брелоком в руке, остановился с обалделым видом на крыльце.
– А вот и сами пожаловали, – крикнул Капустин, приветливо раскинув руки. – Милости просим!
– Ты охренел, баклан позорный?! – ответил владелец “ауди”, не двигаясь с крыльца. – Ты… охренел, да?!
Переглянулись мельком. Капустин понял: нет, не подойдет. Удивился. Он был уверен, что без побоища не обойдется – и вдруг тут такой пшик… Он даже устыдился своей бейсбольной биты.
– Ну, воля ваша.
Сел в машину.
– Я ж тебя, падла, в порошок сотру! Слышь, падла?!
Заметив, что разгневанный барин вслед за случайными свидетелями стал снимать его на камеру телефона, Капустин открыл окно, сделал приветливо ручкой – и надавил на газ. По шершавой поверхности лент “RAV4” попер как танк.
– Гремя огнем, сверкая блеском стали, – горланил Капустин.
Вытолкав “Ауди ТТ” на достаточное расстояние, он объезжал ее справа, когда наперерез ему рванул охранник из “Рафинада”. В руке его торчал травматический пистолет.
– Сколько тебя ждать! Мочи его! Мочи на хрен!
Капустин успел уклониться, но пуля все же клюнула по касательной за ухом. Рефлекторно вжал педаль газа в пол. Еще несколько выстрелов пришлись в заднее стекло, тут же покрывшееся мелкой паутиной трещин, и, судя по звуку, в задний фонарь.
– Пойдут машины в яростный поход!
Домой он ввалился в потешном колпаке, с дуделкой во рту. Купил по дороге возле рынка.
– Собирайся! – крикнул дочке. – Едем!
Капустин дунул, дуделка развернулась, как хамелеонский язык, и заверещала павлином.
– Цигель-цигель! Ай-лю-лю!
Лера смотрела на отца неподвижными округлившимися глазами. На этот раз удивление было вполне себе натуральным. Капустин прыснул со смеха.