Лицо ее исказилось от ужаса, когда она увидела, как святые отцы, словно какие-нибудь сторожа, отчаянно суетятся, стараясь поскорее выполнить его распоряжения…
Утреннее солнце по-прежнему сияло на небосклоне, но ей показалось, будто праздничные краски жизни вдруг поблекли, аристократический блеск сбежал со всех окружающих ее предметов, и все сразу стало каким-то безнадежно будничным, унылым и грубым.
Священный блеск сбежал с первосвященников, и тень преступности покинула преступника… Не было больше ни героев, ни мошенников… Осталось лишь несколько марионеток, исполняющих различные роли в длинной будничной комедии, где умный побеждает, а обманутый дурак проливает горькие слезы…
…И тогда она с боязливым изумлением взглянула на Этого умного и непонятного человека, который так спокойно улыбался…
Олеандра вдруг забыла о том, что он — внук сторожа, а она — дочь гроссмейстера. Перед ней был сильный и умный человек… а она… она самая обыкновенная девушка… игрушка, которую он просто растоптал…
С ним она узнала счастье любви… и вот он уезжает, уезжает… даже не простившись с ней…
И тут она зарыдала, зарыдала от горя и обиды, как плачут дети… Она плакала потому, что он бросил ее, забыл ее… потому что все оказалось обманом… и он даже не любил ее…
Вдруг она быстро подняла голову.
Но вот ухожу, и холод могилы навеки смыкает мне вежды.
Это он! Его голос, полный тепла, нежности и силы! Голос жизни, веры, любви!
Был ли он искренен хоть сейчас? Или это тоже обман? Она должна увидеть его!
Еще секунда — и Олеандра стоит у окна… она видит его… но что это…
Она еще раз выглянула из окна и увидела, что сейчас он уедет… уедет от нее навсегда… И все в ней оборвалось… Йорген, Йорген, взгляни же на меня… В тебе все мое счастье… До него жизнь была окутана сумерками!
После него настанет ночь и смерть! Но вот он увидел ее! Узнал! Он больше не улыбается… Лицо стало серьезным… Она вперила в него взгляд: в эту минуту во всем мире были только они двое: он и она.
Слезы застилали ей глаза, но все-таки она нашла нож, охотничий нож гроссмейстера. С ножом в руке она вышла на крыльцо и стала спускаться по лестнице… А он стоял все такой же серьезный, ни гнева, ни страха не было на его лице, и лишь неуловимая улыбка вдруг тронула губы.
— Ты уезжаешь от меня, Йорген? — крикнула она.
— Ведь ты не хочешь ехать со мной! — возразил он.
— Нет, хочу! — закричала она и, бросив нож, вскочила в карету.
— Вперед! — крикнул Микаэль, и весь мир вдруг расцвел разноцветными огнями радости и счастья. Карета тронулась с места. Восторженные крики богомольцев, желавших святому счастливого пути, заглушили жалобные причитания гроссмейстера и других первосвященников. Между тем карета, запряженная быками, с грохотом спустилась с холма и покатила по Капитульному переулку в сторону Курфюрстовой дороги.
Зазвонили колокола на башне святого Йоргена, на башне святой Анны, на башне святого Фомы и на башне святого Кнуда.
Над городом стоял такой звон, словно рай вдруг спустился с небес. А карета мчалась все вперед и вперед, и толпы паломников расступались перед ней, пропуская святого и его супругу. Микаэль привстал, не выпуская руку Олеандры из своих рук, и прокричал:
— Я вернусь через триста лет!
Безмерное ликование прокатилось по улицам и переулкам, запружинным толпами паломников, а Олеандра, глотая слезы и смеясь, сжала руку «святого».
— Стреляй! — рявкнул гроссмейстер, багровый от злости.
Пушкарь приложил фитиль к пушке, раздался выстрел, и буря восторга разразилась с новой силой.
— Да машите же! Машите! — ревел главный капеллан, задыхаясь от ярости. — На вас смотрят!
И святые отцы радостно махали руками вслед святому Йоргену. Девушки тоже махали, что-то кричали и плакали.
Грянул второй выстрел, а карета уже прогромыхала по мосту и выехала на Курфюрстову дорогу. В это время из-за поворота показался отряд ландскнехтов. Почтительно приветствуя знатных путешественников, ландскнехты отдали им честь и освободили проезжую часть дороги.
— Бог его знает, что он за парень! — задумчиво сказал Клаус. Он проходил с Клаудиной мимо кабачка «Праведный паломник», неся в руках голубую колыбельку, которую забрал у своей тетки.
Издалека доносился грохот кареты святого Йоргена. Ветер разносил над городом псалом, распеваемый тысячеголосым хором: