И наконец, рядом с бочкой в тот день, в праздник урожая, — стоял Мош Бордей. Мой дед. Ему было тогда девяносто с лишним. Сколько себя помню, его возраст звучал так: девяносто с лишним.
У Мош Бордея в раннем детстве были сильно поломаны ноги — попал под телегу. Он остался калекой. Всю жизнь хромал. Зато у Мош Бордея крепкой, как дуб, была верхняя половина тела. Он был плечист и мускулист, как гимнаст, при этом действительно здоров — никогда ничем не болел, дрова рубил самой холодной зимой во дворе, в нательной белой майке, сидя, одной рукой. Так и вижу эту картину: кладет здоровенное сучковатое полено, которое, кажется, столько заключает в себе крепости, что не взорвать и бомбой такое полено, ставит его на специальный пень для рубки дров, пень, похожий на коренной зуб, замахивается одной рукой, крякает и ка-ак жахнет топором в центр полена, откуда годичные кольца расходятся. И все. Топор воткнут в пень, а две половинки полена лежат слева и справа в снегу.
Мош Бордей был потомственный винодел — от этого дела питались, росли, процветали, разорялись, погибали, и снова рождались, и вырастали, и процветали, и погибали все его предки. Однажды мы с Борей и Славиком решили подсчитать, сколько за свою жизнь выпил Мош Бордей.
— Интересно! — первым предложил математический эксперимент, конечно, пытливый ум Бори Каца. — Сколько твой дед выпил вина за свою жизнь?
— Не знаю, — говорю я. — Много.
— Ну хорошо. Сколько он выпивает стаканов каждый день? — разгорается научное любопытство в Боре.
— Ну утром — два, днем — два-три, вечером — четыре-пять, — оглашаю я общеизвестные факты.
— Десять стаканов. Так, хорошо, — начал подсчет Боря.
— В праздники — больше! — возражает Славик, в котором, как оказалось, тоже не дремлет беспристрастный ученый.
— Праздниками мы пренебрегаем, это называется — среднее значение! — говорит Боря.
Славик недобро, плохо смотрит на Борю — он не любит, когда Боря так говорит: «это называется».
— Теперь умножим на количество дней. Сколько лет твоему деду? — рвется к истине Боря.
— Не знаю, — честно отвечаю я.
— Хорошо, возьмем среднее значение — сто лет, — говорит Боря. — За год он выпивает: 365 дней умножить на 10 стаканов, получаем 3650 стаканов. В стакане двести грамм, это получается 730 литров. Теперь умножим 730 литров на сто лет, получается — семьдесят три тонны! — восхищенно заключает Боря.
— Слышь! — возражает Славик. — Он че, по-твоему, как родился, так каждый день по десять стаканов долбит?
— Да, — признает Боря. — Первые годы жизни следует вычесть. Но сколько первых лет жизни — твой дед не пил?
— Не знаю, — говорю я. — Ну… Лет пять, может.
Дед почти не ест. Это совершенно особенное состояние организма — это не алкоголизм, это более высокая, космическая форма взаимодействия человека и винограда, когда достигается полная гармония стимулятора и стимулируемого. То есть от вина организм получает все необходимые питательные вещества. Почти исключается, таким образом, потребность в еде. В ней Мош Бордей, тем не менее, толк знал — за праздничным столом если и прикасался к мясу, так только к тому, которое еще час, от силы пару часов назад — бегало по двору, будучи курицей. Вообще, мой дед знал толк во всем, чем занимался, все умел делать своими руками, причем не только любую мужскую работу, но и многую женскую — он лихо шил на машинке, вышивал и вязал и отлично готовил: молдавскую, болгарскую, румынскую, венгерскую, еврейскую, гуцульскую, гагаузскую, в общем, любую представленную в этой местности национальную кухню.
Вспоминаю, как дед растапливает печку. Не торопится. Он никогда не торопился. Он был молчун. Слова не вытащишь. Но коренная, виноградная его мудрость всегда была со мной.
Вот старый, вечный, настенный календарь Мош Бордея. Дед опять отмечает в нем что-то. Мош Бордей не был даже грамотным — он не умел читать и писать. Зато разработал собственный календарь. Он висел у нас в коридоре.
По календарю Мош Бордея в году не было дней, а были только праздники. Календарь у деда был не квадратный, а круглый, и не бумажный, а деревянный — дни нанесены на круглый толстый срез старого дерева, с бесчисленными тонкими годичными кольцами. На срезе старого дерева обозначены праздники. Их много. Советские — обозначены звездочками. Еврейские праздники отмечены звездами Давида, православные — желтыми крестиками. Древние, языческие праздники — всякими рисунками, похожими на пещерную живопись. Полнейшая теологическая путаница, царившая в этой системе праздников, для деда была основой дворового миропорядка. А поскольку Мош Бордей управлял винным погребом, принятый им миропорядок так или иначе, вольно ли невольно ли, разделяли все жители двора. Рядом с каждым символом, обозначающим праздник, на календаре вырезана цифра: «100», «150», «200». Значение этих магических цифр очень любил объяснять Вэйвэл Соломонович Вахт. Часто его можно было застать у календаря Мош Бордея — Вахт с гордостью показывал его своим горбоносым друзьям из других дворов и улиц, когда те приходили по праздникам к нам.