— Павелъ, помоги мнѣ. Я не знаю, что дѣлать дальше. Здѣсь какая-то ошибка.
Онъ быстро находитъ эту маленькую, незамѣтную ошибку и смѣется вмѣстѣ съ ученикомъ.
— Да, это было такъ просто. Я никогда не достигну твоего уровня знаній, Павелъ. У меня, должно быть, не такъ хорошо устроена голова.
Но Павелъ одобряетъ сомнѣвающихся, помогаетъ, исправляетъ и выводитъ на настоящую дорогу. Онъ умѣетъ сразу быть всюду и каждый ученикъ чувствуетъ на себѣ его внимательный взглядъ.
Лучи солнца косо падаютъ въ широкія окна. Вечерѣетъ. Часы труда кончились и ученики разсыпаются по окрестностямъ, горное эхо отзывается на ихъ свѣжіе голоса.
Павелъ идетъ въ свою комнату и, еще не открывъ двери, чувствуетъ, что тамъ кто-то ждетъ его. И знаетъ— кто. Смотритъ на Формику долгимъ взглядомъ, въ которомъ смѣшались нѣжная любовь и кроткій упрекъ.
— Я долго ждалъ тебя, Формика. И ничѣмъ не могъ заполнить ту пустоту, которая образовалась подлѣ меня послѣ твоего отъѣзда.
— Прости, учитель, но я такъ много пережила за эти дни, — и очень естественно, что я сбилась въ счетѣ времени. Зато теперь я пришла къ тебѣ, чтобы не уходить никуда больше.
Они сѣли рядомъ у открытаго окна, изъ котораго было видно уходившее вдаль ущелье. Формика взяла сухую, жилистую руку старика и слегка поглаживала ее своими горячими пальцами.
— Да… да… Здѣсь такъ хорошо. И я никуда не уйду. Я всегда буду съ тобою, мой учитель.
Павелъ не разспрашивалъ. Онъ хорошо зналъ, что, когда придетъ время, Формика разскажетъ все ему сама, — тогда онъ узнаетъ, можетъ быть, даже больше, чѣмъ нужно. Сейчасъ онъ сомнѣвался въ ея увѣреніяхъ, но не спорилъ. Онъ только возразилъ очень мягко, и слегка пожалъ кончики горячихъ пальцевъ.
— Жизнь длинна и ты успѣешь еще передумать, дитя мое. Но я не могу скрыть, что очень радъ твоему возвращенію. Твой рабочій столъ ждетъ тебя. Начатаго тобою я не передавалъ никому. Я все время надѣялся, что ты вернешься. Вѣдь я все еще мечтаю завѣщать тебѣ окончаніе моего главнаго изслѣдованія.
— Я вернулась. Я хочу работать. И теперь ты долженъ поручить мнѣ что-нибудь очень сложное, что-нибудь такое, что захватило бы меня цѣликомъ.
— Правда, — я надѣялся также, что твой смѣхъ будетъ еще громче, когда ты вернешься, и твои глаза будутъ ярче, чѣмъ сейчасъ.
— У меня было большое горе, учитель. Но теперь это уже миновало. Я побѣдила себя. Я буду весела и прилежна.
Она отвернулась и начала смотрѣть вдаль ущелья. И ей казалось, что тамъ, далеко, колеблется полупрозрачная дымка, скрывая и искажая очертанія лѣсовъ и зеленыхъ склоновъ.
— Должно быть, поднимается туманъ…
Павелъ посмотрѣлъ туда же.
— Я ничего не вижу. Воздухъ ясенъ, какъ всегда
Тогда она поняла, что этотъ туманъ — только въ ея глазахъ. И, чтобы поскорѣе сбросить съ себя гнетущую тяжесть, она разсказала Павлу, волнуясь и повторяясь, всю исторію ея отношеній къ Коро, — и легкимъ намекомъ промелькнулъ также въ этомъ разсказѣ образъ Вилана.
— Дитя мое, только старики, которые испытали уже все земное и пресытились жизнью, могутъ существовать безъ радостей любви. Но и у нихъ на смѣну любви приходятъ прочныя привязанности, и вмѣсто страстныхъ поцѣлуевъ молодости они нуждаются въ другой тихой ласкѣ. Ты должна будешь современемъ вернуться туда, внизъ. Когда остріе горя притупится, ты сама почувствуешь это.
— Это свыше моихъ силъ учитель. Когда я вижу ихъ счастье, въ мою душу закрадывается отвратительное, низкое чувство зависти, — и я противна самой себѣ. А когда я здѣсь, вдали отъ нихъ — моя любовь попрежнему чиста и ничѣмъ не запятнана. Я не разлюблю его. Я не могу отдаться никому больше. И потому я всегда буду жить здѣсь. Вѣдь ты не прогонишь меня?
— Меня самого скоро прогонитъ отсюда послѣдняя подруга — смерть. Вѣдь этого не такъ уже долго ждать. Еще на послѣднемъ праздникѣ весны я почувствовалъ, что уже усталъ, — и теперь внимательнѣе, чѣмъ прежде, слѣжу за работой своего мозга. Если я замѣчу въ немъ признаки притупленія — мнѣ нечего больше будетъ дѣлать среди учениковъ. Тогда милостивая смерть сама придетъ ко мнѣ, я твердо вѣрю въ это.
— Твой умъ слишкомъ свѣтелъ, чтобы угаснуть такъ рано. И я не хочу думать о томъ, что будетъ послѣ твоей смерти. Пока ты живъ — я съ тобою. И что касается моей любви… Ты правъ, говоря, что безъ любви нельзя жить. Но моя любовь всегда останется со мною. Я буду хранить ее глубоко и крѣпко.