Но, если делать всё нежно и осторожно, плюс не хапать бёдра руками и не насаживать грубо на член, как на кол, вдобавок если просунуть руку и нежно поглаживать половые губы с клитором, то уверяю – удовольствие ваша партнёрша получит не меньше чем вы.
Я проделал именно так. Одной рукой я вибрировал клитор Тамары, а другой ласкал половые губки. В идеале вторая рука должна ласкать качающиеся в такт с фрикциями груди и соски, но в силу малых размеров грудей Тамары я счёл это малоэффективным и потому предпочёл сосредоточить обе руки на наружных половых органах, хотя, признаюсь, пару раз мне удалось прощупать её напряжённые сосочки.
В ответ я почувствовал, как новая порция влаги залилась во влагалище, отчего моему органу внутри стало намного уютней. Тамара вошла во вкус. Она пошла навстречу и стала поддакивать бёдрами назад, ведь женщины тоже любят быть активными. Очень скоро спереди раздался томный стон и долгожданный поток оргазмической жидкости устремился наружу навстречу безудержному семяизвержению, затопив так и не снятые с бёдер мини-трусики.
Тамара осторожно вынула член наружу и, получив свободу, живо повернулась ко мне, чтобы сжать в страстных объятиях.
Всё тело Тамары превратилось в гусиную кожу, лицо горело, руки дрожали, а по бёдрам стекало семя вперемежку с её влагой.
– Не уезжай, я умру без тебя.
Слёзы брызнули из её глаз.
– Томочка! Не умирай. Мы ещё доставим друг другу много счастливых моментов. Это ведь только начало.
– Обещай, что не забудешь меня!
– Обещаю. Я буду всегда прокручивать в мозгу наши дивные моменты!
Итак, подходило к концу наше путешествие. Оно было полно различными приключениями и неожиданными событиями. Выяснилось, что мы с Тамарой отличные партнёры. Мы испробовали множество поз и позиций, полноценно наслаждаясь свободой любви. В любви и сексе не может быть канонов и шаблонов, всё индивидуально для каждой пары. Никакие руководства и «камасутры» не заменят личного опыта. Множество позиций описываемых в учебниках по камасутре, все не естественные позы от которых не то что удовольствие, а травму можно получить – это всё чушь собачья. Повторяю ещё раз – всё очень индивидуально, и каждая пара методом проб и ошибок способна сотворить собственную камасутру. А для этого достаточно, чтобы любовь была свободна от предрассудков и комплексов, была бы такой какой её задумала для каждой пары матушка природа – естественной и потому прекрасной.
Вот и наступил печальный день расставания. В аэропорт помимо Тамары провожать приехала ещё и Мария Ивановна.
– В следующий приезд жить будете в отеле «Космос», – заявила она, – это я вам лично обещаю.
Тамара рыдала у меня на плече.
– Лучшего места, чем квартира Тамары для меня в Москве нету, – решил я подбодрить свою партнёршу.
– А ты останься. Я тебя пропишу и будем мы жить вместе душа в душу.
Это уже была серьёзная заява, и главное так неожиданно. Московская прописка была тогда, да и сейчас тоже, хрустальной мечтой многих граждан СССР. В Москве проживало много народу, но прописывали в неё не всех, и потому людей делили на москвичей, это которым повезло прописаться и на (нет не гостей столицы), как тогда называли брезгливо – «лимитой».
– Ладно, нам пора, пошли народ на посадку, – поставил конец стараниям Тамары Эдик.
– Артюшку оставьте! – в отчаянии завопила Тамара и изо всех сил вцепилась в моё плечо.
– Мы обязательно встретимся летом, – успокоил я её, так и не клюнув на московскую прописку.
– Я не выдержу до лета. Я прилечу к тебе раньше Слёзы обильно текли по её лицу. Я с трудом вырвался из её объятий и побежал на посадку.
– А мощно вы снюхались, – без тени зависти сказал Эдик, когда мы усаживались в салон самолёта, – ты мне вот что скажи. Ничего лишнего не подхватил?
– А что это я должен был подхватить от стерильной Тамары?
– Ну не знаю. У меня до сих пор там дискомфорт.
– Так это ты, балда, не от неё подхватил. Разве не помнишь, после отъезда Тамары ты ещё с двумя страхолюдками связался? Вот они тебя и наградили. Неужто забыл?
– Убей не припомню.
– А ты в следующий раз список составь. Бабник хренов.
Но Эдик уже не дослушал моего совета. Самолёт взвыл моторами и помчался на взлёт. Эдик в приступе азрофобии скукожился в кресле и только смог пробормотать: