Лорд Дансейни
ПРАЗДНЫЕ ДНИ НА ЯННЕ
Все было действительно так, как и было мне сказано. Как только я прошел через лес и вышел к берегу – я увидел корабль «Речная Птица», который был вот-вот го тов отдать швартовы.
Все занимались своими делами, как и положено ко манде. Матросы разворачивали паруса, которые понесут «Речную Птицу» по Янну. Капитан сидел тут же, на чи стой палубе, наблюдая за работой. Все распевали старинные песни, несущие спокойствие. Наступал вечер с его легкой прохладой с далеких гор, и подоспел ветер, которому тут же предстояло как следует поработать – наполнить уже изготовленные паруса.
С его помощью мы отправились в путь. А на середине! реки, где матросы спустили большие паруса, я понял, что настало время поклониться капитану и расспросить его обо всем, что он посчитал бы нужным рассказать мне . Боги из тех мест, откуда капитан, а он родом из Белзунда, были не кровожадны, снисходительны к людям, и земляки капитана с удовольствием им поклонялись. Про такую землю, как Европа, а тем более Ирландия, откуда был родом я, ни капитан, ни матросы не слышали. Они смеялись, говоря: «Нет таких мест во всей земле грез». Когда они перестали смеяться, я разъяснил, что фантазия любит витать в пустыне Купар-Номбо, близ прекрасного голубого города Голтоты Проклятой. Этот город по всем границам охраняется волками и тенями волков, он долгие-долгие годы остается безлюдным и пустынным из-за проклятия, которое однажды в гневе наслали боги, а потом то ли забыли про него, то ли то ли посчитали, что еще не время отзывать свою кару. Иногда в грезах я уношусь в далекий Пунгар Вис, город с красными стенами, бьющими фонтанами, торгующий с Островами и Тулом. Наконец я закончил свою речь и увидел одобрение в их глазах, хотя было заметно, что мне не поверили. Вечер закончился очень буднично – надо было договориться с капитаном о сумме, какую заплачу за путешествие, ежели их боги и «Речная Птица» благополучно доставят нас в обусловленное место.
Вечер неминуемо перетек в сумерки, палитра стала сереть, темнеть, пока разница между цветами стала уже незаметной человеческому глазу. Вся живность, по обеим сторонам реки поутихла, кто забился в нору, кто забрался на ветки. Воздух наполнился насекомыми. Особенно ясно напоминали о себе светящиеся маленькие жучки. Вахтенный матрос ответил на призыв природы и зажег фонари по всему кораблю. Светлое пятно двигалось по ослепленной реке, распугивая еще не укрывшихся на ночлег птиц и зверей.
Настал, час вечерней молитвы. Матросы на палубах опустились на колени и молились. Молились по очереди. Видно было, что на корабле люди множества религий. Каждый молился своим богам, хотя смысл был, скорее всего, один. Выделялась из всех молитва рулевого, казалось, что он молится за всю команду. Не обошел вниманием своим тихих Богов-покровителей Белзунда и капитан. Молитвы, собираясь в одну, поднимались в темное ночное небо к своему адресату.
Мне бы тоже пристало примкнуть к молящимся. Но что-то останавливало меня. Не хотелось молиться ни тихим богам капитана, ни богам кого-то из команды корабля. Я вспомнил только мне известного, забытого и одинокого бога джунглей. Его я и помянул в своей недолгой молитве.
Ночь, как всегда, опустилась внезапно. Так она опускается на людей, занятых делом, хотя людей праздных она зачастую тоже застает врасплох и заставляет вспомнить о величии звезд и Луны.
Рулевой с трудом боролся с наваливающейся на него дремотой. Но среди спящего царства моряков он стойко держался и удерживал корабль на середине фарватера. Он бормотал себе под нос какую-то песню, видно было, что она помогала ему бороться со сном.
К утру песня рулевого стихла. Кто-то из выспавшихся матросов сменил его у руля, а ночной страж реки спокойно отправился в объятия Морфея.
Настало время утренней трапезы. Как по заказу, сразу же после завтрака показался Мандарун. Теперь пришлось поработать всем. По команде капитана матросы поставили большие паруса. Корабль повернул и торжественно вошел в гавань к красным стенам Мандаруна. Матросы сошли на берег и стали собирать фрукты, а я в одиночестве направился к воротам Мандаруна. Охрана жила снаружи в нескольких убогих хижинах. Стоявший в воротах страж не излучал строгости, было видно, что его вахта символична. Даже его вид – длинная седая борода и очки – говорил об этом. Его оружие, старая ржавая пика, тоже не испугала бы никого. А слой пыли, покрывающий его и негрозное оружие, лишь дополнял спокойствие. Если не принимать во внимание такую стражу, то путь через ворота города был открыт. Мертвый покои разливался повсюду. Нехоженые улицы, ступеньки крылец, поросшие густым мхом; на рыночной площади бок о бок спали люди. Запах ладана и опия доносился из-за ворот, и единственный звук, нарушавший покой» – еле-еле слышный колокольный звон. Я обратился к часовому на языке жителей берегов Янна: