И спросил, что делают люди в Ашатахане, каковы их товары и с кем они торгуют. Он отвечал:
– Мы здесь опутываем, связываем Время, чтобы оно не убило наших богов.
Я поинтересовался, что же это за боги, которым они поклоняются, и он отвечал:
– Это те боги, которых еще не убило Время.
Потеряв ко мне интерес, он отвернулся и больше не произнес ни слова, снова вернувшись к своим торжественным церемониям.
А мы между тем медленно поплыли вперед и миновали Аштахан. В нижнем своем течении река сделалась шире, и мы увидели множество птиц, ныряющих за рыбами. Это было странное зрелище. Красиво разодетые, ярко раскрашенные, они были похожи на диковинные стрелы с заостренным наконечником – клювом. Они пронзали поверхность реки, настигая свою добычу.
Тем временем вечер вступал в свои права. Он заявил о себе густым белым туманом, повисшим над рекой. Опутав белизной деревья, он поднимался все выше, холодя воздух, вызывая в памяти различные страшные предания о чудовищах и призраках. О душах умерших, возвращающихся на' землю за новыми жертвами.
Солнце совсем спряталось за яркие, пестрые поля различных цветов, которые цвели на густо заросшей вершине, разные речные чудовища выползли из ила, куда забрались отдыхать в полуденный зной, и неизвестные огромные животные выходили из джунглей на водопой. Зато дневные красавицы бабочки улетели отдыхать, изрядно устав за целый день танцев. В узеньких протоках, по которым мы плыли, уже воцарилась ночь. Солнце, перед тем как уйти на покой, посылало свои последние лучи.
Лесные птицы срочно заторопились домой в лес, в джунгли. Пролетая над нами в последних отблесках солнечных лучей, казалось, обессилев, опускали крылья и камнем падали в гущу деревьев. Разных размеров, расцветок, почти уже не различимых, они свистели и потом неожиданно взмыли ввысь и снова опустились. Рассекая воздух со свистом, над нами пронеслась небольшая стая гусей, которые, как рассказали матросы, повинуясь закону природы, недавно прилетели сюда; из года в год совершают они один и тот же путь, огибая пик Млуна. Повинуясь своему закону, их поджидают разные хищные птицы. Орлы знают их путь, говорят – даже час их появления, и каждый год повторяется одна и та же картина, предопределенная природой, в которой побеждает сильнейший. Когда тьма окончательно сгустилась, не было видно ничего, и все движение различалось только по доносившимся до нас звукам. Наконец все успокоились на берегах реки. Настало время птиц ночных. На корабле зажгли фонари, и конечно же, на их яркий свет прилетели ночные бабочки и закружились вокруг корабля. Они отбрасывали разнообразные тени при свете фонарей. Матросы снова молились, потом подали ужин, и снова все провалились в сон.
Когда я проснулся, было уже светло. Корабль стоял в знаменитом городе Педондарис Это было очень приятное зрелище после нескончаемых джунглей, которые достаточно нас утомили. Бросив якорь близ базарной площади, капитан и команда тут же развернули товары, и подошедший купец из Педондариса стал рассматривать их. Сцена была самая обычная. Капитан держал в руке ятаган, стуча им по палубе; цена, названная торговцем, показалась всем возмутительной, и капитан призывал своих богов в свидетели своему гневу. Он также обещал страшные кары на голову купца и его родственников, а также всей страны. Купец же совершенно невозмутимо призывал на свою сторону своих богов, которые должны были засвидетельствовать его честность. Он оправдывал себя тем, что покупает все для бедняков, котором и хочет продать по самой низкой цене, даже не мечтая о прибыли. Большей частью товары были нужные и полезные в обиходе. Значит, сказал торговец, если он даст хоть на один пиффек больше, то бедный народ останется зимой без ковров и вечерами без трубки, а он и его старый отец будут голодать. Это была игра, понятная самим актерам. Капитан поднес ятаган к горлу, заявив, что ему остается лишь умереть. Делал он осторожно, стараясь не задеть горло и бороду. Купец, оценив этот шаг, снова взглянул на товары и сказал, что не позволит умереть столь достойному капитану, человеку, к которому питает чувства сродни любви, едва завидел его корабль, и что пусть и станет голодать сам, но дает еще пятнадцать пиффеков сверху.