Для мумификации пригласили группу специалистов из Москвы, сотрудников так называемого института имени Збарского — этот институт (его еще называют институтом тела Ленина) занимается уходом за мумией Ленина. Московские специалисты являлись, без сомнения, мастерами своего дела, но то ли бешеный алкоголизм Готтвальда еще витал вокруг его мертвого тела, то ли их напугало колоссальное лицо трупа, и от ужаса они стали безудержно пить, — неизвестно отчего, но они небрежно сделали свою работу. Они отчаянно пили, но настоящему мастеру пьянство не помеха — возможно, имелась секретная инструкция из Москвы: мумифицировать небрежно, чтобы Готтвальд не стал конкурентом главной мумии коммунистического мира — мумии Ленина. Короче, мумию сделали скверно, и вскоре тело стало подгнивать. Поэтому в мавзолее Готтвальда пришлось установить специальный подъемник: каждое утро пол раздвигался, и мумия поднималась в своем прозрачном гробу, чтобы ровно в полночь вновь опуститься в гигантский холодильник, находящийся под полом святилища. Как нежно серебрился иней по утрам на гранях стеклянного гроба!
Итак, мумия всходила и заходила, словно солнце, каждый день появляясь из ледяного адорая, и так продолжалось до 1989 года, когда Бархатная революция упразднила коммунистический режим: после этого мумию Готтвальда по воле новой власти удалили из мавзолея и перезахоронили в могиле на обычном кладбище. Там, в земле, мумия находилась вплоть до позапрошлого года, когда одной магической ночью, чем-то похожей на эту, ее тайно откопали и похитили — тогда-то ее и погребли вновь: в новом мавзолее, о котором знают только те, кому по плечу это знать. И вот что странно, — Яромир усмехнулся, — мумия больше не гниет. Многие полагали, что без холодильника, в земле, эта мумия скоро истлеет. Но она не истлела. Родная чешская земля дала телу Готтвальда то, что не смогли (или не захотели) дать этому телу ученые-таксидермисты из института имени Збарского, — нетление. Родная земля выделила из себя эликсир, черный сок антираспада. И здесь этому телу лежать хорошо, блаженно — ведь это место называется Лес Богов, Готтесвальд; значит, это и есть его настоящее место. Могила Нетленного Льва — вот как нынче называют этот мавзолей. Он сложен не из камня, а из самой земли: святая и добрая земля Чехии обнимает свое мертвое чадо, сберегая это тело для будущего. Мы одели тело мученика Клемента в царские одежды, в золотую парчу, расшитую изображениями львиных морд, голова его увенчана древней короной Пшемысловичей, и он возлежит на ложе из земли, перемешанной с кристаллами богемского стекла и мелкими чешскими гранатами. Из его лона произрастает священное раздвоенное древо с двумя переплетающимися стволами, означающими раздвоенный хвост чешского льва. Наши мистики говорят, что только зверь с раздвоенным хвостом сможет победить гада с раздвоенным языком — Великого Змея-Искусителя, чье изображение зашифровано в знаке доллара.
Лицо Готтвальда прикрыто золотой маской в виде морды льва, но когда мы снимаем эту маску, то с замиранием сердца видим, что лицо короля становится год от года все моложе и прекраснее. Гроб его имеет форму Пентагона, а над головой горит кровавая светлая звезда из цельного рубина.
В те ночи, когда мертвые короли скликают свои дружины, мы, непокоренные, стекаемся сюда, в Святой Лес, к мавзолею Лесного Бога, чтобы лицезреть Парад Богов. Славянские боги не умерли, но они спят, спят глубоко, и только раз в году они восстают на зов Великого Мага и являют нам свои неуязвимые лица. Взойдем же на мавзолей, чтобы принять Парад!
По грубым земляным ступеням мы поднялись на вершину мавзолея. Здесь обнаружилась площадка, на которой уже находилось несколько человек — все в черных плащах, и только один, неподвижно стоявший в самом центре группы, — в белом. Белый капюшон закрывал его лицо, в руке он держал посох из двух свившихся древесных стволов. У остальных капюшоны были откинуты. Рядом со мной оказался пожилой человек с лицом чиновника, его длинными седыми волосами играл ветер.
— Я — Милош Якеш, последний коммунистический правитель этой страны, — сказал он. — Я возглавил страну и партию в 1989 году, и сразу же власть мою смела Бархатная революция, а раз столь бархатная революция смела мою власть, значит, власть эта была еще более нежной, чем сама революция, не так ли? Это была шелковая власть, — Якеш усмехнулся.