В ссылке написал пьесу «Республика Труда» (о лагере), роман «В круге первом» (о своём пребывании на «шарашке») и очерк «Протеревши глаза („Горе от ума“ глазами зэка)».
В июне 1956 года решением Верховного Суда СССР Солженицын был освобождён без реабилитации «за отсутствием в его действиях состава преступления».
В августе 1956 года возвратился из ссылки в Центральную Россию. Жил в деревне Мильцево (почтовое отделение Торфопродукт Курловского района), преподавал математику и электротехнику (физику) в 8–10 классах Мезиновской средней школы. Тогда же встретился со своей бывшей женой, которая окончательно вернулась к нему в ноябре 1956 года (повторно брак заключён 2 февраля 1957 года). Жизнь Солженицына во Владимирской области нашла отражение в рассказе «Матрёнин двор».
6 февраля 1957 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР Солженицын реабилитирован.
С июля 1957 года жил в Рязани, работал учителем физики и астрономии средней школы № 2.
Я закрыла биографию Солженицына и решила хорошо продумать свои действия. Наступало время обеда. На обед были щи, котлета рыбная на пару, пюрешка из настоящей картошки и компот. В принципе, все натуральное, так что есть можно.
Спать не хотелось, пришлось вернуться к «Капиталу», между прочим, очень интересное чтиво. Начало первого тома принесло неожиданности. Маркс писал, что в качестве примера по политологии он брал англичан. Маркс восторгался тем, как англичане использовали обратную связь в виде работы рабочих контролеров, системы наблюдения врачей и прочая. Британцы, согнав крестьян с земли столкнулись с дилеммой их применения и достаточно быстро стали использовать научный подход по отношению к беспризорной рабочей силе.
Чтение «Капитала» прервало посещение гастроэнтеролога. В результатах ФГС язвы не наблюдалось, был небольшой гастрит, так что – привет, диета. Когда врач ушел, накатил небольшой мандраж. Нужно было размяться. Я сделала несколько упражнений, поприседала в обнимку со стулом. Отжалась на спинной перекладине кровати.
Черненко, накаченный лекарствами, в это время спал. Снилась ему какая-то белиберда с участием французских революционеров и Карла Маркса с развивающейся бородой, скачущего на лошади.
В «Капитале» меня поразили пара абзацев о производстве и собственности: «Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства. Смешно, однако, делать отсюда прыжок к определенной форме собственности, например к частной собственности (что к тому же предполагало бы в качестве условия равным образом еще и противоположную форму – отсутствие собственности). История, наоборот, показывает нам общую собственность (например, у индийцев, славян, древних кельтов и т. д.) как более изначальную форму, – форму, которая еще долго играет значительную роль в виде общинной собственности. Мы здесь еще совершенно не касаемся вопроса о том, растет ли богатство лучше при той или другой форме собственности. Но что ни о каком производстве, а стало быть, и ни о каком обществе, не может быть речи там, где не существует никакой формы собственности, – это тавтология. Присвоение, которое ничего не присваивает, есть contradictio in subjecto* (противоречие в самом предмете. Ред.).
ad 2. Охрана приобретенного и т. д. Если эти тривиальности свести к их действительному содержанию, то они означают больше, чем известно их проповедникам. А именно: что каждая форма производства порождает свойственные ей правовые отношения, формы правления и т. д. Грубость и поверхностность взглядов в том и заключается, что явления, органически между собой связанные, ставятся в случайные взаимоотношения и в чисто рассудочную связь. У буржуазных экономистов здесь на уме только то, что при современной полиции можно лучше производить, чем, например, при кулачном праве. Они забывают только, что и кулачное право есть право и что право сильного в другой форме продолжает существовать также и в их “правовом государстве.
Прежде чем вдаваться в дальнейший анализ производства, необходимо рассмотреть те различные рубрики, которые экономисты ставят рядом с производством.
Первое поверхностное представление: в процессе производства члены общества приспосабливают (создают, преобразовывают) продукты природы к человеческим потребностям; распределение устанавливает долю каждого индивида в произведенном; обмен доставляет ему те определенные продукты, на которые он хочет обменять доставшуюся ему при распределении долю; наконец, в потреблении продукты становятся предметами потребления, индивидуального присвоения. Производство создает предметы, соответствующие потребностям; распределение распределяет их согласно общественным законам; обмен снова распределяет уже распределенное согласно отдельным потребностям; наконец, в потреблении продукт выпадает из этого общественного движения, становится непосредственно предметом и слугой отдельной потребности и удовлетворяет ее в процессе потребления. Производство выступает, таким образом, как исходный пункт, потребление – как конечный пункт, распределение и обмен – как середина, которая, в свою очередь, заключает в себе два момента, поскольку распределение определяется как момент, исходящий от общества, а обмен – как момент, исходящий от индивидов. В производстве объективируется личность; в потреблении субъективируется вещь; в распределении общество берет на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредствование между производством и потреблением; в обмене они опосредствуются случайной определенностью индивида.