…И я людьми недолго правил.
Греху недолго их учил,
Все благородное бесславил
И все прекрасное хулил;
Недолго… Пламень чистой веры
Легко навек я залил в них…
А стоили ль трудов моих
Одни глупцы да лицемеры?
Осторожно встал с постели, пошарил рукой и взял свою дорожную сумку, где был блокнот с ручкой. Потом, закрывшись в ванной, начал лихорадочно записывать. С самого начала то, что вспомнилось, а потом и еще.
…Что повесть тягостных лишений,
Трудов и бед толпы людской
Грядущих, прошлых поколений,
Перед минутою одной
Моих непризнанных мучений?
«Вот оно, настоящее тщеславие! Может быть, милая Итка права, и это действительно я, пусть и не автор строк, но, по сути…» — подумал он и, вернувшись в постель, тут же заснул.
10
Утром мозг взорвался… Оказывается, пришедшие на ум стихи — это поэма Лермонтова «Демон»! Все весело получилось, прямо как у Остапа в «Золотом теленке». Но интересное в другом. Всегда считал поэта борцом с несправедливостью, гонимым царским режимом. Даже где-то говорил об этом перед журналистами. Увидел эти пресс-конференции сейчас особенно живо, в картинках. Как будто только что все разошлись, а он еще остается в раздумье. И в этом раздумье… почему-то досада на самого себя.
Сомнение в собственной правоте? Сейчас он понимает поэта лучше. Но и это понимание тоже из прошлого.
Как же может один и тот же человек, он сам, относиться одновременно по-разному к чему-либо или к кому-либо?
Он точно понимал: слова Демона из поэмы о себе на пике славы перекликаются с постоянным стремлением самого поэта к провокации. Зачем? Зачем провоцировать мир, постоянно обвиняя его в несовершенстве по сравнению с… самим собой, непризнанным, печальным, отвергнутым.
Что же он сам, названный Дашкевич Андрей, кто он? Он чувствует родство с Лермонтовым. Именно родство и даже единство! Он хочет дотянуться до небес. Он — заостренное копье человечества, воин, возлюбленный всеми и проклятый тоже. Нет субтильного мальчишки, «Окурка», (откуда возникло это прозвище?). Есть Демон — «Царь», властный и красивый. Только возраст — помеха, только годы — груз.
Он дотянется до высшей точки совершенства, преодолеет все, и не дождутся враги, возликуют преданные друзья, фанатичные сторонники.
Он — мудрец. Он — герой. Он — любовник. Он — трагедия и мудрость эпохи, которую осознают, как и его самого, только через много лет… Андрей остановил себя… Ерунда. Откуда все это в его голове? Что за персонажи в ней начинают вступать в непримиримый спор?
А Ронберг, меж тем, уйдя к себе в номер, читал открытое письмо Александры и поражался, какая же она все-таки сволочь. Все договоренности в урну! За такие признания платят кровью. Зачем жалкие потуги псевдоразоблачений! Кто плохо относился к ней? «Сам», когда был с ней рядом? Неправда. Не хуже и не лучше многих остальных. Правила были четкие, а отступные, оплаченные за молчание, просто космические. Жила, можно сказать, за счет бюджета Москвы. И если эти правила приняла, так не смей и нарушать их, лишь только изменились обстоятельства. Жила бы по факту с кем хочешь, как хочешь, без ограничения желаний. Как люди мерзко раскрываются, до какой степени опускаются, забыв о своих обязательствах. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ничего, дорогая ты наша. Очень скоро «народовласты» залезут и в твой карман, выяснят, на каком бюджете содержалась все последние годы, запросишь помощи, а ее не будет.
Он загрустил, вспомнив о своей супруге Валентине и детях — Машеньке и Юле. Они сейчас спрятаны в надежном месте. Недаром так долго и упорно пахал в «шахте» своего бизнеса, чтобы быть потом абсолютно неуязвимым. Везде на этой планете, где бы он ни оказался, всюду ему стол, дом и если не всяческое почтение, то всякая услуга. Просто, без пафоса, без лишней морали, за деньги, что для него на данный момент вполне приемлемо и достаточно. И только долг, память о прошлом и надежда на будущее, удерживают его рядом с этими людьми.
А еще брата он революционерам не простит никогда…
11
Андрей купил в магазине у Итки другую картину того же местного художника «Карлов мост». Здесь старая Прага показана очень колоритно. Есть в этом во всем, в старинной архитектуре, в вечернем солнце, падающем на стены зданий, что-то щемящее, вечное и спокойное. Самодостаточность, достоинство сегодняшней Европы. Они беседовали с Иткой на русском, и она больше не стеснялась говорить, убедившись, что Андрей ее вполне понимает.