Ветер холодный. Да еще швыряет горсти дождевых брызг не снаружи в окно, а уже прямо в лицо. Кафе попалось на глаза почти сразу. Андрей с наслаждением тянул горячий американо, он почему-то попросил именно его. Вероятно, предпочтение из прошлой жизни. Быстрее бы прийти в себя окончательно. А если беспамятство продлится и дальше? И вообще… навсегда? Нет, так не должно случиться. Проблески же есть! И не было никакой физической травмы. Кроме пластической операции на лицо. Может, реакция на антибиотики? Врачи отрицают, что такое возможно. Ну, это понятно, они всегда не виноваты. Странная пластическая операция… Ему подправили разрез глаз, изменили форму носа, губ и чуть-чуть ушей. Зачем это нужно, друзья объяснили. Глеб сказал, что Андрей занимался бизнесом и был крупным руководителем. Они бежали, их ищут. Почему ищут, пока не стал объяснять подробно, ограничившись единственным доводом, что некие влиятельные конкуренты хотели бы все ими заработанное заполучить себе, а против них сфабриковать дела. Сюжет примитивен, как в криминальном телесериале. Глеб пообещал, что постепенно будет раскрывать ему информацию о событиях, о нем самом, его жизни, об их отношениях, в общем — обо всем. Надо только не спешить, иначе может быть психологический коллапс. Еще желательно, чтобы все происходило органично: объяснения других и появление собственных воспоминаний.
Андрей заказал еще кофе и вдруг подумал, что Глеб повел его в больницу не столько из-за беспокойства за его здоровье, сколько из опасения как раз восстановления памяти. Ему, наверно, хочется выяснить, помнит ли он что-нибудь. Если нет, то можно с легкостью контролировать его жизнь целиком и не бояться нежелательных показаний, если их возьмут. С другой стороны, зачем ему, Глебу, тогда Андрей? Он может избавиться от него в любой момент. Но в том-то и дело, что, скорее всего, не хочет. Андрей ощущал это на сто процентов. Исчезнувшая память усилила интуицию. Так, наверно, надо для выживания. Какой же тогда все-таки резон держать рядом и возить за собой по миру больного? Статус из прошлой жизни? Но он утерян в связи с утратой лица и памяти. А если есть намерение восстановить этот самый прежний статус, когда будет нужно? Вот тогда да. Взять, например, да и вернуть на место прежнее лицо: заново нос сломать или снова расширить разрез глаз. Ох, лучше не думать пока об этом!
Андрей решил, что не стоит сообщать о своих появляющихся воспоминаниях, в том числе последних. Лишь выздоровев полностью, можно принимать решение. Да, решение, конечно же, придет к нему с осознанием самого себя. Все произойдет естественно. Сейчас надо просто выжить, выжить и больше ничего. В этом вся задача. В клинике врач сказал, что проведет сеанс гипноза… Как бы ему объяснить, что никто не должен знать о том, что произойдет во время сеанса? Но ведь и врача наверняка как раз об этом спросят? Сопровождающим лицам он может все рассказать. Рассказать, да не все? Как он сможет убедить его поступить именно так: рассказать не все?
Пока вел диалог с самим собой, телеящик сообщил, что мир стоит на пороге третьей мировой, что принципиально важно остановить массовое насилие в России, что виновные в коррупции и государственных преступлениях против человечности должны предстать и предстанут перед трибуналом в Гааге. Он смог отвлечься от своих размышлений, краем уха уловил контекст новостей, тут же вспомнил: «…связаны гаагской веревкой…» Так вот что такое «гаагская веревка»!.. Андрей едва не поперхнулся.
Возвращаться в отель не хотелось. Он вышел на улицу, поплелся, рассматривая витрины. В одной из них много интересных картин, в основном, видов Праги, сувениров, фигурок кукол, кошек и собак. Когда-то давно он мог интересоваться живописью… Странно.
Внезапно витрина ожила: за стеклом появилась женщина, она, чуть наклонясь, поправила одну из картин и на долю секунды взглянула на него. «Красивая»… — подумал Андрей. Светло-русые волосы заправлены за изящные, почти детские ушки, она нагнулась, прядь выпала, прикрыв почти половину лица. Когда поднялась, посмотрела на него в упор, пристально, взгляд карих глаз будто прожег, а потом сразу же обратилась к остальным картинам — ровно ли висят они. Глаза поразили: необыкновенная глубина. Андрею захотелось еще раз увидеть ее.