Император строго взглянул на него.
— Там, наверху, колдуют над словами и они теряют свой смысл. А тут, на Дне, привыкли называть вещи их настоящими именами. Двоих похитителей наших женщин проткнули копьями, а их авиетка попала к нам в руки. С неё я снял камеру и установил её в храме. Всё понятно?
Рэй кивнул. Иногда такое случалось: всё идёт хорошо, а потом — на тебе. Император некоторое время смотрел с осуждением, затем смягчился и включил монитор.
…Всё пространство передней стены занимал алтарь. Вверху висело грубо высеченное изображение Матери-Крысы: застывшее в странной позе обнажённое человеческое тело с крысиной головой и свисающими до колен тремя парами грудей. Статую эту, по преданиям, высек в священном экстазе сам Хииизг — первый из Сыновей Крысы, положивший начало обрядам, сохраняющим этот Мир от гибели, Император и Жрец в одном лице. Уходя к Матери Мира, он обещал вернуться. И его ждали. Слева от алтаря, как и полагается, из пола вырастал Столб, справа — Трон Искупления. Говорили, что там, чуть западнее и на три королевства левее, существует какое-то княжество, не признающее Трона. Хотя и верующее в Мать-Крысу. Но слухам этим не верили, — не может такого быть! Клевета это. В клевету жители королевств верили.
На алтаре горел огонь, на нём сейчас сжигали заживо очередного ребёнка, имевшего несчастье (или счастье — это ещё как посмотреть) родиться пятым.
Высокий сутулый жрец в Плаще Изобилия сыпал в огонь разные порошки, от них пламя становилось то зелёным, то малиновым, то голубым, — то жолтым, как Окна.
Скорченные фигуры молящихся сгибались в поклонах, униженно вымаливая у богини милостей: сделать копья острыми и меткими, уберечь женщин от когтей Верхних Демонов, не способных повредить самой богине и потому в бессильной злобе изливающих свой гнев на её детей. Просили излечить от хворей и недугов. Много чего просили. Лиц молящихся не было видно, — камера смотрела им в затылок.
Щёлкнул переключатель, изображение исчезло. Император откинул в сторону мешавшую тряпку, положил руки на подлокотники, голову на подголовник, сцепил пальцы рук, прикрыл глаза и негромко начал:
— В нашу последнюю встречу я хочу поговорить с тобой откровенно. Мы часто беседовали, мы говорили друг другу правду, но беседовали ли мы, хоть раз, — откровенно?
Император приоткрыл левое веко и внимательно посмотрел в глаза гостю.
— По-моему, нет.
Вздохнул.
— Вы не такой, как все, инспектор. Вы даже порой считаете нас людьми. И вы никогда не делали нам зла больше, чем этого требовала от вас ваша служебная инструкция.
— Благодарю. О чём задумались, Император?
— В тысячный раз решаю — достойны ли вы моего последнего дара.
— И какой драгоценностью вы можете меня одарить?
— Тайной. Не верите? Считаете, что презренному вожаку шайки мутантов не найдется, чем одарить человека, призванного стрелять без предупреждения?
— Я всегда старался быть справедливым, император.
— Я знаю это, о сын Матери-Крысы.
— Ну что вы, — всё ещё шутливо отмахнулся Рэй. — В лучшем случае меня можно воспринимать как доброго демона. Какой из меня сын?
— Такой же, как из меня — Император. Это слово подразумевает власть, славу, военную мощь, наконец. Император Крыс — это что-то значительное и злобное. Потому что Император — это мощь, а крыса — это злоба.
Кстати, инспектор, сын Матери-Крысы — ваше официальное имя среди моего народа.
— Забавно, — натужно усмехнулся Рэй.
— Отнюдь, инспектор, отнюдь. Все эти игры со словами — гораздо более опасная вещь, чем вы думаете. Например, достаточно было назвать беглецов от вашего процветания, нашедших своё убежище среди мутантов, Императорами, — и Дно из вины Города превратилось в его беду.
— Вы никогда не говорили мне о причинах вашего бегства.
— Когда нашу новорождённую дочь украли из общественной родильной палаты, — для известных вам целей, — моя жена была уничтожена как сумасшедшая на основании Закона об Охране Общественного Здоровья. Кстати, вы не обратили внимание, что все слова в этом словосочетании начинаются с заглавных букв — для пущей важности?
Рэй хмуро кивнул.
— Я, вероятно, поэтому и не женился до сих пор. И так трудно, чтобы ребёнок родился здоровым, просто — живым, а тут ещё — опасность "нью-суфле". Наш позор и наша трагедия…
— Зачем же так мрачно говорить о лакомствах, инспектор?
— Вы шутите, надеюсь? Называть изнасилование новорождённой — лакомством?