— Вон тебе и меч, и магия, — кивнул в сторону Батя.
Мы посмотрели. Двое мальчишек дошкольного возраста с упоением рубились на деревянных мечах. Вдруг на поясе у одного из них защебетал пейджер. Поединщик сорвал с пояса сигнальное устройство, прочитал по складам вызов на обед и оба противника, мигом помирившись, убежали принимать трапезу.
Мы уставились друг на друга.
— Предыдущая человеческая цивилизация? — со слабыми недоумением спросил Ёка.
— Я скорее в инопланетян поверю, — буркнул Чингиз и задумался, потирая подбородок.
— А ты что думаешь? — обратился ко мне Батя.
Я только рукой махнул.
— Как говорил Шерлок Холмс, строить догадки, не располагая фактами, значит сознательно уводить себя в заблуждение.
— Он вроде как что-то другое говорил, — усомнился Ёка.
— Ну, я не по словам, я по духу.
— А-а.
— Да пёс с ним, каким образом древняя зараза оказалась в Египте! Меня гораздо больше интересует, — какая такая связь существует между древним Ханааном и Бугровским кладбищем в Нижнем Новгороде, куда нам предстоит отправляться после этой беседы?
Чингиз как всегда брал быка за рога и переходил прямо к сути вопроса. Тем более, что этот вопрос интересовал и нас.
— Да, какая?
— И чьи именно могилы мы должны найти?
— И что именно надо искать в этих могилах?
— Вы будете искать три имени. Павел Иванович Мельников-Печерский. Иван Анненков. И Катя Пешкова.
Недоумённые взгляды поверх стола. Что за нелепица?
— Подробности, — пристукнул по столу ребром ладони Чингиз.
— Куда же я денусь от вашей дотошности, — усмехнулся Батя. — Ну что же, слушайте.
Итак, номер первый. Павел Иванович Мельников-Печерский. Автор романов о старообрядцах "В лесах" и "На горах". Кстати, само кладбище, бывшие Бугровские скиты, тоже находилось при старообрядческой церкви белокриницкого направления. При СССР их епископ жил в Австрии, а при демократии я за ними не следил.
Итак, старообрядчество. После Великого Раскола на никонианцев и раскольников началось преследование последних по всей Руси на государственном уровне. Главным центром раскола стал Керженец. Поселения вдоль реки, впадающей в Волгу близ Макарьевского монастыря. Где и находилась знаменитая ярмарка, позднее перенесённая в Нижний Новгород.
Раскольники состояли из людей, фанатично преданных вере. Скажу больше. В раскол ушли именно фанатики. Вспомним знаменитые "гари" — групповые самосожжения. И именно среди этой категории верующих, именно в этих местах и хранилась некая реликвия, о которой даже среди своих говорили только намёками. Нечто, передаваемое из поколения в поколение.
Староверов гоняли по всей Руси. Но Керженец оказался табу. Нет, видимость преследования сохраняли, сами понимаете, государственная политика. Но не далёкая Сибирь, а близкий Керженец вдруг почему-то стал центром сохранения старой веры.
Проклятие Саваофа в виде цист, спор или какую там ещё форму принимает микроб, чтобы пережить миллион — другой лет. Древний вирус прото-Заразы. Именно угроза его применения, которую передали от одного духовного лица другому, а потом и светскому царю, и заставила оставить в покое нарушителей государственной инициативы. Как говорил Аль Капоне, доброе слово и пистолет способны сделать больше, чем просто доброе слово.
Змей широко ухмыльнулся всеми головами. Да уж…
— Персонаж второй. Иван Анненков. Декабрист. Вам что-нибудь говорит это слово?
Батя осмотрел нас. Крякнул. Потёр нос. Вздохнул. Откинулся на спинку кресла.
— В конце Отечественной войны 1812 года русские войска вошли в Париж. Именно этому событию Париж обязан появлению "бистро". Кафе быстрого обслуживания. От русского "быстро! быстро!" — каким казаки, пожелавшие тяпнуть винца, подгоняли гарсонов… Впрочем, я, кажется, опять отвлёкся.
— Ничего, Батя, ты всегда интересно говоришь, — сказал я.
— Благодарю, Лютый.
Лютый — это я. Третья голова Змея. Лютым меня прозвали и сам не знаю почему. Просто я вкладываю в дело всю душу. Мой любимый писатель, — тот, кто написал книгу "Крёстный отец". И полюбил я его за то, что тамошний бугор сказал очень правильно:
"Том, не обманывайся на этот счёт. Всякая деловая мера по отношению к кому-то — личный выпад. Каждая гадость, которую человек глотает, так сказать, по ходу дела, изо дня в день, — личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крёстного. У него, если в друга ударяет молния, — это рассматривается как личный выпад. И хочешь знать ещё кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят".