Так он и продолжал, здороваясь со всеми, наклоняя голову, смотря людям в глаза сияющим взглядом своих синих глаз.
— Слушайте, ну и размах тут у вас! Чего только на столе нет! Это потрясающе!
Его улыбка относилась и к группке женщин, по-прежнему переходивших из столовой на кухню и обратно.
— Имбирное пиво, если есть, — ответил священник на вопрос Ирмы Рэнд. — Ну, замечательно, думаю, ей понравится, только совсем немного. Впрочем, что вы скажете, если мы чуть-чуть подождем и спросим у нее самой?
Это тоже потом обсуждалось в городе — что священник позволяет своей жене самой говорить за себя и она так и сделала, попросив клюквенного сока, а помады на ней было столько, что она сразу же оставила отпечаток на бокале. Но к концу вечера помады на губах у нее почти не осталось и лицо казалось очень бледным там, в гостиной, где ее усадила Сильвия Дин, — в большом мягком кресле.
— О нет, — приказала ей Сильвия, когда Лорэн попыталась подняться с кресла, — вы отдыхайте.
— Но не могу же я позволить, чтобы меня все обслуживали, и даже не помочь с посудой! — воскликнула молодая женщина, и тут откликнулась Элисон Чейз:
— Тогда вы встаньте рядом с раковиной и вытирайте.
Так что Лорэн Кэски стояла на кухне, вытирая вилки, и расспрашивала женщин об их детях, а в некоторых случаях — об их работе, потому что Мэрилин Данлоп преподавала в Эннетской академии, а Дорис Остин играла на органе в церкви и одновременно — с помощью одной руки и кивающей головы — дирижировала хором.
— А я не умею петь, — призналась Лорэн.
— Вы окажетесь далеко не единственной в нашем городе, — утешила ее Ора Кендалл, приостановившись, чтобы бросить пристальный взгляд на Лорэн сквозь огромные в черной оправе очки, ее темные курчавые волосы торчали во все стороны: она шла мимо, отыскав в чулане совок для мусора и половую щетку.
Чуть раньше в гостиной разбили бокал — старый мистер Уилкокс прислонился спиной к столу и столкнул бокал на пол, поначалу этого даже не заметив.
— Многие полагают, что не умеют петь, — сказала Дорис, — но они могут научиться.
На лбу у Лорэн, у самых волос, выступили мелкие капельки пота.
— У нас здесь есть свое историческое общество, — сообщила Берта Бэбкок. — Может быть, вам захочется тоже вступить. В городе есть жители, представляющие двенадцатое поколение от первых поселенцев. Первые поселенцы были стойкие люди.
— А в Грейндж-Холле бывают танцы — танцуем деревенскую кадриль,[23] — вступила Ронда Скиллингс. — Элвин — замечательный коллер. Клубу семейных пар повезло, что они его к себе залучили.
— А что вы любите делать, Лорэн? — спросила Элисон Чейз.
— Я люблю делать покупки, — ответила Лорэн. — Мне нравится, как пахнет в универсальных магазинах.
Элисон бросила взгляд на Сильвию и, кивнув в сторону располневшей талии Лорэн, вручила ей тарелку — вытереть.
— Ну, думаю, очень скоро у вас будут полные руки дел. А хобби какие-нибудь у вас есть? Мы с Ирмой, например, очень любим писать красками птиц.
— Ой, боюсь, мне придется срочно сесть, — произнесла Лорэн.
— Идемте, — сказала Ора Кендалл и отвела ее обратно к мягкому креслу в гостиной, где Лорэн и оставалась до того времени, как нужно было прощаться.
Тайлер и Лорэн Кэски отклонили приглашение Огги и Сильвии Дин провести ночь у них в доме, объяснив, что они планировали остановиться у друзей в Бэнгоре и утром вернуться, послушать проповедь Тайлера. На деле же семейство Кэски остановилось в придорожном мотеле, и, уехав от Динов в старом «паккарде», отданном им отцом Лорэн, они оставили после себя множество тем для пересудов в семействе Дин и среди их гостей. «„Привет-приятель-рад-встрече!“ Сладко поет!» — заметил кто-то, и остальные согласились, хотя Чарли Остин промолчал. О Лорэн Кэски говорили в сдержанно-положительном духе. Что-то в ней было такое, что не понравилось женщинам, однако ни одна не захотела быть первой, кто это выскажет вслух. И это было не просто ее высказывание насчет покупок и универсальных магазинов. (Ора Кендалл тихонько пробормотала Элисон: «А что будет, когда ее сексуальность истает?») Лорэн Кэски показалась им слишком сознающей свою привлекательность и не скрывающей этого, что вовсе не подобает жене священника, поэтому вполне могло случиться так, что — не будь проповедь Тайлера на следующее утро столь великолепна — он не получил бы желаемого места. Так или иначе, но более всего в тот вечер говорили о туфельках Лорэн Кэски. Ремешок на пятке — просто вне сезона, а вообще-то, они прелестны, с этими тоненькими косичками у носка; только разве не странно, чтобы женщина в ее положении носила туфли на высоком каблуке? Она же так легко может упасть… Впрочем, это ее дело, ее и Тайлера, а он, кажется, ужасно милый человек.
23