— Для того чтобы достичь моего уровня без этой сопливой розочки на руке, тебе бы пришлось как минимум пол года крапеть над различными задачками, повышающими способности интеллекта к визуализации твоих мыслей. Так же потребовалось бы очень много времени уделять контролю энергии, процессу ее высвобождения, и общего увеличения резерва. Короче… Из тебя максимум вышла бы лысая домохозяйка с белыми бровями, которая стучит палочками друг об друга, и кухня мгновенно становиться чистой.
Не успел Антон разразиться гневной триадой, как вдруг, телефон Игоря зазвонил, и он тут же поднес его к уху, давая понять своему другу, что тот опоздал.
— Да мам?...
Всего лишь одну фразу сказал юноша за время двухминутного разговора, однако изменения на его лице говорили о том, что монолог матери был не самым приятным.
— Что-то случилось?...
Антон знал своего друга очень хорошо, настолько, что по одной лишь фразе мог определить, какое у Игоря настроение, но никогда еще он не видел юношу таким взволнованным как сейчас.
— Альберту предъявили обвинение в контрабанде. Правительство Японии как-то узнало о С-Водорослях, и отследила конечный пункт их прибытия. Это международное дело, поэтому никто даже с самыми волосатыми лапами не сможет вмешаться в него, к тому же… Альберт признал свою вину, а так же сообщил, что подписывая контракт с Аташимой, я находился под контролем ментального артефакта, который он использовал, чтобы минимализировать внимание к этой сделке. Заседание состоится уже через три дня...
Глава 127: Приговор.
— Суд признает Шульцмана Альберта Георгиевича виновным во всех пунктах, и приговаривает его к десяти годам заключения в международной колонии для Пробудившихся.
Как только был оглашен приговор, по зале с немалочисленными присяжными прошел разнородный ропот. Каждый кто здесь находился, относился к высшим эшелонам власти. Первые являлись представителями политического строя соединенных штатов Америки, регулирующих все международные дела. Вторые причислялись к пострадавшей стороне и представляли из себя Японскую командующую верхушку, прибывшую на суд того, кто фактически лишил их страну ценнейшего ресурса. Третьими были главнокомандующие вооруженных сил Российской федерации, ну а четвертой стороной стали церковники, которые как оказалось, и предоставили Японскому правительству ценные сведения.
Сидящий на скамье присяжных Игорь оглядывал всех этих людей с совершенно бесстрастным выражением. Он мог злиться на каждого из них. На американцев, за их длинный нос, способный пролезть в любую еще не раскупорившуюся щель. На японцев, предъявивших обвинения Альберту. На собственное правительство за то, что они фактически спихнули всю вину на его отчима, при этом отделавшись такими заявлениями как: «Мы не проверяли источники добычи данного материала, поэтому вся ответственность лежит только на обвиняемом!» И уж тем более на церковников, чья осведомленность оказалось на куда более высоком уровне, чем даже правительственных развед-служб, однако… Даже при наличии столь широкого спектра сторон, которые можно было бы обвинить в нынешнем положении Альберта, все размышления по поводу этой ситуации неизбежно сводились к оному единственному факту.
“Это все моя вина…”
Юноша отлично понимал, что именно он стал главным виновником заключения Альберта. Именно он был тем, кто ответственен за слезы своей матери, сейчас надрывно рыдающей на плече собственного сына. И от этих мыслей, все внутри подростка переворачивалось с ног на голову, ведь каждый его шаг, каждое его решение могло бы повлиять на сегодняшний день, или вовсе не допустить его, но время нельзя повернуть вспять…
Для Игоря, Альберт уже давно стал кем-то большим чем мужем его матери… Чем отчимом... Он был настоящим отцом для юноши, который с самого рождения не знал, что значит расти в полноценной семье, и даже обрекая себя на заключение в столь ужасном месте как международная тюрьма Маттерхорн, находящаяся в Альпах, этом мужчина взял всю вину на себя, чтобы обезопасить нерадивого сына…
— Похоже, самая выгодная сделка вашего отца, стала самой главной его ошибкой в карьере… Или это была не его ошибка?...
В то время как присяжные покидали зал заседания, юноша все еще сидел на скамье, пытаясь успокоить свою мать, чье лицо от душевных страданий и горьких слез уже потеряло свою прежнюю красоту, а яркие зеленые глаза утратили первичный блеск. Однако даже после столь сокрушительного удара по семье Шульцман, нашлись те, кто захотел вбить последний гвоздь в крышку их гроба.