Давид Фогель
ПРЕД ТЕМНЫМИ ВРАТАМИ
4
Большими, как пруды, и прозрачными
были дни,
потому что мы были детьми.
На их берегах часто сидели мы,
играя,
купаться спускались
в чистой воде.
Плакали порой,
уткнувшись в материнский передник,
полные жизни,
как винные кувшины мы были тогда.
8
Дома,
как прежде,
все еще будут стоять одинокие сады,
опустив усталые
головы под тяжестью
полдневной жары.
Куры уже зарезаны
или растерзаны,
а их цыплята улетели.
Моя сгорбленная мать поседела,
а может даже умерла.
Каждый вечер, приближаясь,
будет стелиться на землю —
таинственный и дорогой,
как прежде.
Уставшие дети
уснут, где бы ни были.
Меня там не будет.
12
Перед твоими вратами, облаченная в белые одежды,
смущенный встану.
Пред голубою душой,
золотою
летнего утра.
Из мрачной глубины
поднимаюсь,
и твой спокойный смех
навстречу парит.
Как войду в твои светлые
комнаты
в черных одеждах?
Скромным пальцем
не трону
твоих мягких бутонов.
13
Чрез ночную тоску
тихую, мягкую,
к тебе я приду.
В тени юношеских воспоминаний
спрячусь —
и ты меня не увидишь.
Но когда уснешь,
вплетусь в твой невинный чистый сон.
Вышитой мухой
встану безмолвный
на холме твоей бледной спящей груди.
Безмолвный встану. —
16
Когда вечер подступит к твоему окну —
нагая выйди к нему.
Мягкий будет обтекать чернотой
спокойную красоту твою
и трогать сосцы.
Растерянный встану с ним
и тихо тебя позову:
иди к нам в темноту.
А ты глаза
поднимешь свои,
чтобы мне светить и другу моему.
21
Мое одинокое бледное село
уснуло полночным сном
на коврике лесных теней.
В светлой комнате
медленно просыпается дремлющая любовь,
укрепляя мою маленькую
слабую спину.
Нагая и взрослая
встану,
веяния любви
и скрытого желания убоясь.
В гору
медленно взберется
усталый сгорбленный силуэт.
Свою первую тоску
вознося по серому кривому пути.
39
В сумерках
в серый осенний туман
тихо уйдет
моя юность, тихо.
Сгорбленный, встану у окна
и с грустью скажу ей:
«Прощай!»
Мою дрожащую спину
тихо окутает ночь.
Она наполнит морщины,
когда
от меня тихо уйдет
моя юность тихо.