— Простите, — окликнула его Юлька, но он даже не обратил на нее внимания, погруженный в свои мысли. И, не услышав ее, скрылся за дверью кабинета директора.
А Юлька заметалась. С одной стороны, ей хотелось быстрее побежать в больницу, чтобы там на месте из первых рук узнать о состоянии брюнета, но с другой… С другой она помнила предупреждение Андрея Викторовича о том, что к нему пускают не всех. И, скорее всего, с ней даже разговаривать не станут. Она никто этому бестолковому брюнету. Ну вот зачем он сел пьяный за руль? Мог бы такси вызвать. И ничего бы не случилось. Она бы просто не пустила его даже на порог, не открыла бы дверь и отказалась бы разговаривать… И от осознания этого стало стыдно.
А как теперь сказать Сергееву, который так тогда по-доброму позаботился о ней, что она и есть причина аварии? Что это к ней Сергей Алексеевич ехал, желая в тысячный раз объясниться? Нет, она не сможет… И Юлька лихорадочно начала собираться. Как-нибудь прорвется в больницу, но подойти к его отцу стыдно.
Она уже натягивала пуховичок, ка к ожил селектор:
— Юля, зайди, — коротко приказа Андрей Викторович, и добавил, — я знаю, что ты еще не ушла. Зайди.
Юлька вспыхнула… откуда Андрей Викторович все узнал? Может у него камера в приемную? А она и не знала…
Нехотя сняла пуховик. Медленно повесила его обратно, и с трудом передвигая ноги, направилась к двери. Понятно же, зачем ее позвали. Сейчас Сергеев ее просто прибьет и все. Уволит. И, вообще, скажет, чтоб не смела приближаться к его сыну. Ведь это она довела его до такого состояния.
Юлька тихо постучала в дверь кабинета директора, хотя обычно так не делала, но сейчас ей страшно не хотелось заходить внутрь.
— Да, заходи уже, — раздалось изнутри, и Юлька медленно, старательно оттягивая момент, потянула дверь на себя. Колени тряслись от ужаса. Она с трудом сдерживалась, чтобы не застучать зубами.
— Здравствуйте, — поздоровалась она снова и замерла в шаге от двери.
— Юля, — начал было говорить Андрей Викторович, но Юлька не дожидаясь окончания фразы разрыдалась и запричитала:
— Простите меня, я так виновата. Я так глупо вела себя. Вы мне говорили, что надо простить, а я… а он… и я думала, что снова… а это не он… это оказывается Андрей Викторович сам…
— Юля. — перебил ее Андрей Викторович, — успокойся. Что за истерика?!
— А мы знакомы… Ты из-за него тогда под машину кинулась? — тихий скрипучий голос перебил их обоих, — какие же вы, молоды, глупые…
— Да! Нет! — прорыдала Юлька, а Андрей Викторович приподнял брови от удивления.
— Простите, — она завела снова свою шарманку, — я не хотела, чтоб так… я не знала, что это не он…
— А Сережа нам про тебя рассказывал, — грустно улыбнулся Алексей Михайлович, — поедешь к нему?
Юлька смогла только кивнуть, слезы не давали ей говорить. А Андрей Викторович вздохнул и сказал:
— Ладно, я сам дозвонюсь до Кайгурова… Иди уже, обещал ведь, что отпущу… Иди только умойся, а то зареванная вся.
Юлька кивнула и, не задумываясь, автоматически прошмыгнула в комнату отдыха, в ванную. Она не увидела, как Андрей Викторович скривился, а Алексей Михайлович вопросительно поднял бровь.
— Это не я, — сразу отреагировал Андрей Викторович и пояснил, — это Сергей Николаевич таким увлекался. А девчонка влюбилась. Да еще там ситуация очень нехорошая была, и ваш сын оказался к этому причастен. Подробности мне, конечно, донесли, но пересказывать не хочу. Спросите сами, — он еще немного помолчал и добавил, — у нее есть серьезные причины для обиды.
— Ох, уж эта молодежь. А девчонка как? Хорошая?
— Хорошая. На мою старшую похожа, умненькая, старательная, упрямая, но доверчивая и наивная. Вот и попалась.
— Ясно… ну что поехали? — спросил Алексей Михайлович, вышедшую из комнаты отдыха Юльку.
— Да… спасибо, — Юлька шмыгнула носом, — а мне можно будет к нему зайти?
— Не знаю, посмотрим, что врачи скажут…
В машине Юлька сидела как мышка, стараясь лишний раз не дышать. Ей было очень страшно. Она вдруг подумала, что пока она едет, с Сергеем Алексеевичем может случиться что-то нехорошее. И она не успеет сказать, что давно простила его, и попросить прощения за свои детские выходки.
— Юля, — Алексей Михайлович первым нарушил молчание, — расскажи, что у вас случилось с моим Сережей… Андрей Викторович сказал, что ты сама расскажешь…
Юлька вспыхнула. Говорить о таком было гадко и стыдно… но в то же время, Юлька вдруг поняла, что не может скрыть правду. Даже если очень хочется. Это будет неправильно… ведь только это может, если не оправдать, то хотя бы объяснить почему все так случилось.
— Сергей Николаевич, — медленно, тщательно подбирая слова, ответила она, — очень хотел повышение. И он… Он рассчитался за новую должность мной… не добровольно.
— Ясно, — Алексей Михайлович сжал руль, — не знал, что Сережа способен на насилие…
— А насилия и не было, — Юлька опустила взгляд в пол, — ему сказали, что я согласна. А я думала, что я с Сергеем Николаевичем…
— М-да… — Алексей Михайлович помолчал, и покосился на напряженно замершую девушку, — ты права, такое простить очень трудно… теперь я все понимаю…
— Я простила… я была не права, он не такой… он другой. Просто… я думала, что меня перевели экономистом, чтобы… ну… Я убежала из ресторана. Сергей Алексеевич ко мне хотел ехал… и тут авария… — Юлька снова разрыдалась, — а Андрей Викторович сказал, что это он так решил. А теперь… Сергей Алексеевич…
— Не реви, — Алексей Михайлович улыбнулся впервые за весь день, — все будет хорошо. Сережа выкарабкается. Он сильный.
Но кивала, но так и не смогла перестать плакать до самой больницы.
Глава 41.
В больнице строгая медсестра вопросительно посмотрела на Юльку.
— А вы кто будете? В реанимацию можно только по одному. Посторонних не пускаем!
Юлька всхлипнула и снова залилась слезами, понимая, что ей придется ждать новости здесь, в холле для посетителей. И она не увидит Сергея Алексеевича. И не сможет ничего ему сказать.
Алексей Михайлович, склонился к медсестре и что-то прошептал ей на ухо, та заулыбалась и совсем другим тоном ответила:
— Ладно, проходите, — она махнула в сторону входа и добавила, — не забудьте халаты и бахилы надеть около реанимации. Они там слева от двери висят.
— Спасибо, — едва смогла прошептать Юлька сквозь слезы, и улыбнулась впервые с того момента, как узнала про аварию.
Реанимация была на пятом этаже, и пока они с Алексеем Михайловичем ехали наверх она смогла перестать рыдать и успокоиться. А все потому, что он просил не плакать при супруге, при маме Сергея Алексеевича, потому что она и так с трудом держится. И если Юлька расплачется при ней, то всей ее выдержки не хватит, чтобы не разрыдаться тоже.
Бледный, обритый и совершенно не похожий на себя брюнет лежал подключенный к мерно попискивающему аппарату. Это было страшно, но когда Алексей Михайлович вошел и первым делом счастливым шепотом спросил:
— Сняли? Дышит?
И тонкая хрупкая женщина возле кровати, счастливо улыбнувшись, закивала головой, и ответила шепотом:
— Да, Геночка сказал, что хоть немного, но стало лучше. Состояние все еще критическое, но шансов на благополучный исход больше. Операция прошла успешно.
Она посмотрела на Юльку, замершую возле входа:
— Проходи, — похлопала она по второму стулу рядом с собой, — присаживайся. Ты же Юля? Я — Анна Павловна, мама Сережи.
Юлька закивала, боясь, что вместе со словами из нее вырвутся и тщательно сдерживаемые рыдания, осторожно прошла и присела рядом. Сергея Алексеевича было невыносимо жалко. И так же невыносимо было осознавать, что все это произошло по ее вине.
Алексей Михайлович принес откуда-то еще одни стул и присел рядом с женой. Они о чем-то зашептались, а Юлька не отрываясь смотрела на брюнета. Такого странно беззащитного и трогательного. Она сама не заметила, как осторожно взяла его за руку. И теперь сидела и шептала про себя слова извинения.