Больничная тишина, запах лекарств и равномерное попискивание аппарата странно успокаивали. И через какое-то время Юлька задышала свободнее. Слезы пропали, глаза высохли, но нестерпимо захотелось узнать, от врачей хоть сто-нибудь о состоянии бестолкового брюнета. Ну вот почему он так сорвался? Знал же, что она бестолковая, перепуганная и потерявшая доверие ко всем дурочка. Как будто бы первый день ее знает. Подождал бы еще немного. И Юлька сама бы поняла, что он ей не безразличен. Без такого вот экстрима.
Врач пришел к вечеру. Юлька даже не заметила, как ранние зимние сумерки накрыли палату интенсивной терапии, она все так же сидела, держа в руках его руку и ждала, когда он придет в себя. Откуда появилась уверенность, что все будет хорошо, она не знала, но…
— Добрый вечер, — молодой врач пожал руку Алексею Михайловичу и приветственно кивнул Анне Павловне, — а это у нас тут кто?
Юлька сжалась, и отпустила руку брюнета, чувствуя, что сейчас этот строгий врач выгонит ее… Но Анна Павловна ответила:
— Это девочка нашего Сережи, Геночка. Пусть она тоже посидит рядом. Пожалуйста…
— Та самая, — удивленно приподнял бровь «Геночка», — ну ладно. Пусть сидит. Тебя же Юля зовут, да? Поговори с ним. Может быть он услышит тебя. Он к тебе очень привязан. Поговори.
— Хорошо, — хрипло ответила, покрасневшая от смущения Юлька. От долгого молчания голос пропал, и было трудно говорить нормально.
«Геночка» начал обсуждать с родителями состояние их сына, а Юлька молча слушала. Из их разговоров она поняла, что в аварии Сергею Алексеевичу проломило голову и осколки костей черепа попали в мозг. Операция по их извлечению прошла успешно, теперь же осталось только ждать и надеяться. Состояние брюнета все еще тяжелое, но уже не критичное. Теперь, если Бог даст, все будет хорошо.
Странно было слышать слова про Бога из уст врача, но Юлька его понимала. Она помнила, как совсем недавно так же говорили и про восстановление мамы. И Юлька вдруг подумала, что, если подлость Сергея Николаевича была платой за здоровье мамы, то она прошла бы все снова. Потому что жизнь и здоровье близких — это самое главное. Жизнь мамы… и этого несносного брюнета — тоже… потому что ей хочется, чтобы он приносил ей цветы, смотрел на нее так, как может только он, чтобы обнимал и целовал, как тогда… когда она не знала, что это он. Только сейчас Юлька хотела это видеть, чувствовать и знать, что это именно он — проклятый брюнет Сережа…
— Сережа, я такая дура… прости меня, пожалуйста. И возвращайся, ты мне очень нужен, — слова вдруг полились сами собой, и Юлька даже забыла, что рядом стоят его родители и врач «Геночка», которые слышат ее признание, лучше, чем сам Сережа.
Она не заметила, как зачастил писк прибора, отсчитывающего пульс, как напряглись родители Сережи и хотели кинуться к сыну, и как «Геночка» придержал их, схватив за предплечья…
Она говорила и говорила, изливая свою душу, признаваясь в своих чувствах, которые осознавала в тот же миг, когда начинала говорить о них. И с каждым словом, с каждым признанием, невероятная легкость наполняла ее сердце, она, казалось, снова возвращалась в тот мир, в котором, как и раньше, не было ни предательства, ни боли, ничего, кроме бесконечного и безоблачного счастья.
И рука брюнета в ее руке вдруг дрогнула, и Сережа открыл глаза.
Глава 42.
— Юля? — прошептал или скорее, прохрипел он практически одними губами.
А Юлька вдруг испугалась, отпустила его руку и сжалась на стульчике комочком. Ей вдруг стало стыдно от своих признаний.
«Геночка» же мгновенно оказался рядом:
— Серый, ты как?
Одновременно он нажал кнопку вызова медсестры и склонился над брюнетом:
— Пить, — прошелестел брюнет и попытался облизать губы.
Анна Павловна, беззвучно плача, уже подносила сыну бутылочку воды с трубочкой:
— Сыночек… Сереженька… на вот…
Брюнет поймал трубочку губами, сделал глоток и снова спросил:
— Мама, это была Юля?
«Геночка», который спешно проводил какие-то обследования дернулся, но не успел ничего сказать. Сережа спросил сам:
— Почему так темно… включите свет…
Все на миг замерли, вопросительно глядя на «Геночку», который сокрушенно покачал головой, подтверждая догадку…
— Сережа… — Анна Павловна все же не выдержала и всхлипнула… А Алексей Михайлович, молчаливо стоявший рядом все это время, обнял и прижал к себе жену, которая беззвучно плакала, мелко вздрагивая плечами.
— Серый, — «Геночка» говорил тихо, но четко, — у тебя была травма головы… Задеты зрительные нервы… здесь светло, брат… но со временем зрение может восстановиться. А твоя Юля здесь… была…
За суетой никто не заметил, как Юлька выскользнула из палаты.
Она бежала домой, прижимая холодные ладони к пылающим щекам. Ей вдруг стало запоздало стыдно за свои признания, за слезы, за то, что она так до сих пор и не понимала, что этот проклятый брюнет ей не безразличен. Все, что она говорила ему было правдой, которую она трусливо скрывала от самой себя.
Да, брюнет не совпадал с ее списком ни по одному критерию, кроме наличия денег, но именно на этот пункт в отношениях с этим приставучим наглецом, ей было плевать. Даже если бы он был простым помощником юриста, как Светкин Глеб. Юлька остановилась. Ей нестерпимо захотелось обратно… к нему. Снова взять его за руку и услышать свое имя хриплым от долгого молчания шепотом.
Она даже сделала несколько шагов назад, но быстро сообразила, что ее никто не пустит в реанимацию в такое позднее время. Ей не надо было сбегать, но она, как всегда впрочем, сначала сделала, а потом подумала. И почему рядом с этим противным брюнетом, ее мозги отключаются напрочь?
Дома Юлька всю ночь проворочалась на ставшей вдруг неудобной, холодно и одинокой постели. И в конце-концов не выдержала и набрала Светку. Ей нужно было с кем-то поделиться своим открытием.
— Алло, — отозвалась Светка сонным голосом, а Юлька вдруг опомнилась, что подруга спит. Ведь ночь на дворе и положила трубку, так и не сказав ни слова.
Телефон практически сразу запиликал снова:
— Юлька? — перезвонила встревоженная Светка.
— Свет, прости, что я тебя разбудила, я забыла сколько сейчас времени.
— Ерунда, — Светка зевнула прямо в трубку, — говори, что случилось.
— Свет… я такая дура… я кажется влюбилась…
— Да ты что? — рассмеялась Светка на том конце провода, — рассказывай, кто этот несчастный…
Со Светкой они проболтали больше часа, пока Юлька делилась длинной и запутанной историей своей любви. А потом они еще немного обсудили брюнета, которого Светка помнила еще по клубу. И постановили, что ей надо вернуться в больницу прямо с утра, до работы.
Но Юлька проспала и едва успела прибежать на работу вовремя. А там ее уже ждал Алексей Михайлович.
— Доброе утро, Юля, нам надо поговорить. Пройдем в кабинет.
— Здравствуйте, — тихо ответила Юлька, по выражению лица встретившего ее отца брюнета, что разговор будет не самый приятный. Но послушно направилась в кабинет директора.
— Юля, — Алексей Михайлович, сел в кресло за столом, и кивнул Юльке на стул для посетителей, — Сережа просил тебя не приходить к нему больше. Он не хочет тебя видеть. Прости. Я с ним не согласен, но, — он развел руками, — таково решение моего сына.
— Что? — Юлька замерла оглушенная таким известием…
Алексей Михайлович вздохнул и пояснил:
— Юля, Сережа ослеп. И сколько это продлиться неизвестно. Он не хочет, чтобы ты видела его в таком состоянии.
— Но… — она жалобно посмотрела на брюнета-старшего, — мне все равно… это ничего не изменит…
— Это хорошо, — улыбнулся Алексей Михайлович, — думаю, все со временем наладится. Но пока… пока не стоит нервировать Сережу. Прости.
Юлька кивала, плохо понимая, что же происходит. Сердце жгло от боли, и слезы снова просились наружу. Но она глубоко вдохнула, кивнула, стараясь не показать своих чувств и ответила:
— Я поняла, Алексей Михайлович. Хорошо. Я оставлю Сережу в покое.