Встала и на странно одеревеневших ногах вышла из кабинета. Что ж… она сама виновата в том, что случилось. В том, что теперь Сережа не хочет ее видеть…
Алексей Михайлович вышел следом. Он тяжело вздохнул, виновато посмотрел на девочку, сидящую за столом, как воробышек… какие же они оба глупые… и эта бестолковая девчонка, которая полоскала мозг его сыну столько времени… и он… вдруг решивший, что с таким увечьем принесет ей только несчастье и боль. И она будет только жалеть его, а не любить. Хотя… может быть что-то в этом есть… зато проверят оба, настоящие их чувства или нет. А зрение… зрение, дай Бог, восстановится.
Глава 43.
Неделя с хвостиком до нового года прошли в слезах. Юлька старалась держаться и не плакать, но если днем у нее это получалось, то по вечерам, дома слезы сами лились из глаз пачкая подушку. Новости о Сереже она узнавала у Андрея Викторовича, и они радовали. Ему с каждым днем становилось лучше, хотя зрение так и не вернулось. Но, как только его стало можно перевозить, родители отправили сына в какую-то московскую клинику. С одной стороны Юлька радовалась, ведь там шанс восстановить зрение, наверняка, намного выше, а с другой… с другой сердце замирало в ужасе, от того, что он может теперь и не вернуться. Она скучала по несносному брюнету. И каждый умирающий, несмотря на все усилия, букет причинял невыносимую боль. Скоро у нее не останется ничего… ничего, кроме воспоминаний. Снова.
Тридцать первое декабря был рабочим днем, причем последним на должности секретаря, поэтому Юлька осталась праздновать новый год в городе. Со Светкой и Глебом. Когда она уже собиралась выходить, раздался звонок домофона. Сосед, местный алкаш Валера частенько забывал ключи и звонил ей, поэтому ничего не спросив, она просто нажала на кнопку, впуская его в дом. Хорошо, не надо будет ждать лифт. Схватив сумочку, она вышла и замерла прислонившись к стене.
Сегодня Андрей Викторович дал ей номер телефона Алексея Михайловича, и теперь Юлька мучилась, решаясь позвонить или нет. Все же это такой большой и далекий от нее человек по меркам компании, но в то же время такой близкий, если думать про него, как про Сережиного папу. И еще она прост не знала, как начать разговор. Вдруг брюнет уже про нее и думать забыл?
— Привет, Юленька, — в открывшемся лифте оказался вовсе не Валера.
— П-привет… — машинально прошептала она, глядя на Сережу… сердце совершило кульбит, замерло и… продолжило биться, спокойно и равномерно, — здравствуйте, Сергей Николаевич. Откуда вы знаете мой адрес?
— Мне Марья Ивановна дала, — он улыбнулся той самой улыбкой, которую она так любила когда-то, — она сказала, что ты все еще ждешь меня. Плачешь, — он вышел из лифта и обнял Юльку. Обнял, несмотря на то, что она попыталась вывернуться из его объятий, — зачем ты съехала? Я же оплачивал ту квартиру для тебя все это врем. А вчера приехал, мне хозяйка говорит, что ты давно там не живешь.
— Сергей Николаевич, — холодно, так холодно, что даже сама была удивлена, ответила Юлька, — отпустите меня. И вынуждена вас разочаровать, я жду не вас, и плачу не по вам. Вы поступили со мной низко и подло, и я перестала вас ждать именно в тот момент, когда узнала про вашу подлость.
— Юленька, — Сережа не думал выпускать ее и, несмотря на отчаянное сопротивление, прижал к груди, а я скучал. Никак не мог забыть тебя…
— Так скучал, что даже занес в черный список, — Юлька вдруг разозлилась.
— Увы, Юленька, — Сергей Николаевич тяжело вздохнул, — я пытался тебя забыть, но у меня ничего не получалось. Я каждый день думал о тебе. Вспоминал наши ночи… твою страсть… твою любовь ко мне…
— Это ты меня бросил! Ты! Уехал, даже ничего не сказал! А я как дура, как полная дура, верила тебе.
— Прости, Юленька, — Сережа перешел на шепот, — прости меня, Юленька. Я правда, скучал. Очень. Я каждый день мучился от желания позвонить тебе. Услышать твой голос. Увидеть тебя. Обнять. Поцеловать.
— Я тебе не верю! — Юлька невольно замерла в его объятиях. Таких знакомо теплых и ласковых. Таких уютных.
— Хочешь, я буду просить у тебя прощения каждый день? — прошептал Сережа на ушко. От его дыхания мурашки разбегались по всему телу, как круги на воде.
— Ты меня бросил, — Юлька повторяла эти слова, как заезженная пластинка, — я тебе не верю.
Она хотела сказать, что он, Сережа, рассчитался ее телом за свое повышение, что это низко, подло и грязно, что с теми, кого любят так не поступают. Но не могла. Она забыла все слова, кроме тех, которые твердила как мантру:
— Я тебе не верю… Ты меня бросил…
А Сережа, чувствуя, что почти победил, что еще чуть-чуть и она не сможет сопротивляться, прижимал ее к себе все сильнее, все жарче…
— Юленька, — прошептал он, — девочка моя любимая, прости меня…
От этого признания, от этой мягкости и нежности в голосе того, кого она Юлька, любила всей душой, вдруг защипало в носу, а на глаза навернулись слезы.
А он наклонился и поцеловал ее. Так как раньше. Нежно, мягко, так что колени снова, как тогда подогнулись, словно сдаваясь на милость победителя, а в низу живота мгновенно скрутился тугой узел. Юлька не хотела, но против ее воли губы шевельнулись, отвечая на Сережин поцелуй, руки взметнулись вверх, обнимая его за шею, а тело, предавая хозяйку, само вжалось как можно сильнее в знакомое до мельчайших подробностей тело мужчины.
Реальность поплыла, время сместилось, словно не было этих четырех месяцев, словно не было той подлой игры, словно не было ничего.
— Сережа, — выдохнула Юлька, когда он разорвал поцелуй и потянулась за вторым сама, — Сережа…
Она не слышала, как загудел лифт, поднимая кого-то на этаж, она забыла, что собиралась к Светке… Она прижимал к желанному мужчине и хотела большего, чем объятия в зимней одежде на лестничной площадке. И уже хотела позвать его к себе, как двери лифта разъехались прямо перед ними. И знакомый голос удивленно произнес:
— Юля?
Глава 44.
— Юля? — Из лифта вышел сосед-алкоголик Валера, — Я эта… я че хотел-то… долг хотел отдать… новый год же… нельзя в новый год с долгами…
— В-валера, — Юлька оттолкнула от себя Сережу, — спасибо. Оставь себе, как подарок…
— Спасибо, соседка, — заулыбался Валера и, насторожено посмотрев на Сергея Николаевича, добавил, — ты эта… зови… если че…
Он зашел в свою квартиру, хлопнув дверью, а Сережа, улыбнувшись, снова протянул руки к Юльке, желая продолжить с того момента, когда их прервали.
Но Юлька шарахнулась от него в сторону и прижалась к стене:
— Нет, — она выставила руки ладонями вперед, — не подходи. Ненавижу тебя! Ненавижу! — Юлька кричала вкладывая в эти крики все свою чувства, — ну почему ты так?! Почему не оставишь меня в покое! Уходи! Ненавижу! Зачем ты пришел! Зачем?!
Юлька горько разрыдалась и сползла по стенка на пол подъезда. Сережа кинулся было поднять, но она закричала снова:
— Не подходи! Нет! Не трогай меня! Никогда! Не трогай меня! Я ненавижу тебя! Уходи… пожалуйста, — последние слова она уже шептала.
— Юль, — Сережа присел на корточки в отдалении не приближаясь, и не нервируя девушку, — прости. Я был не прав. Я много думал. Ты, действительно, самая лучшая девушка, которую я встречал на своем пути. И я скучал. Честно. Я очень скучал по тебе. И не звонил, потому что боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать.
— И ты был прав, не захочу, — истерика закончилась так же быстро, как началась. И теперь она просто сидела, закрыв лицо руками.
— Юль, — он осторожно убрал ее руки, открывая лицо, — но ведь ты меня все еще любишь… я знаю… ведь сейчас ты… мы могли бы начать все с начала. Поедешь со мной в Москву?
— Это ничего не значит, — она замотала головой, — ничего не значит. Я люблю другого. По-настоящему… не тебя…
— Ты его не любишь, — упрямо гнул свое Сережа, — ведь ты только что хотела быть со мной.
— С тобой… с тобой я хотела быть все четыре месяца… я ведь ждала… даже, когда знала, что ты со мной сделал, я тебя ждала. Думала, ты приедешь, все объяснишь… соврешь, в конце-концов, так, чтобы я поверила. И я бы поверила, Сережа. Всему, что ты скажешь. Любой сказке. Но не сейчас. Он другой. Он честный. Он мне не врет. Никогда. И я люблю его за это. За его уважение ко мне. За его искренность. За его веру в меня… Да, это совсем не то, что было между нами, но эта любовь намного чище. И я не хочу ее терять. И мне так плохо от того, что я сейчас ее запачкала… — Юлька вытерла слезы и встала, — уходи. Я очень тебя прошу. Уходи и не приходи ко мне никогда.