— Ага, — улыбнулся он, — ты забываешь, Юлька. У меня теперь всегда ночь. И я всегда хочу тебя. И везде… Давай закроем дверь?
— Ты что? — возмутилась Юлька, — а вдруг придет кто?
— Например? — мурлыкнул Сережа, и чмокнул ее прямо в глаз. Уж куда попал, — кому мы нужны. Просто лежим и ждем результаты анализов. Ну, Юль… ну давай… обещаю, что буду ласковым и нежным…
— Ну, хорошо… но Сережка, отыграюсь я на тебе, когда приедем из Германии… ох и отыграюсь, милый…
И Юлька каждый раз не могла устоять перед его напором. Они любили друг друга как безумные, порой в самых неподходящих местах. Но это только добавляло пикантности.
Но в то же время, Сережа психовал, злился и нервничал из-за бесконечных обследований, и только Юлька могла уговорить его пойти на очередную процедуру. Тогда она поняла слова Алексея Михайловича о необходимости ее присутствия. Если бы ее не было, то он так никуда и не поехал бы, и лишился, возможно, единственного шанса вернуть зрение.
Они часто сидели вдвоем обнявшись и мечтали, что будут делать после успешного завершения лечения. Сережа обещал свозить Юльку в горд всех влюбленных — Париж. А Юлька рассказывала ему про красоту родного поселка и бесконечное счастье гулять вдвоем по узеньким лесным дорожкам. Они оба были уверены, что передовая медицина Германии сделает Сережу зрячим. Отзывы об этой клинике и успехах нового метода были весьма обнадеживающие.
И как только Юлька получила загранпаспорт и визу они, окрыленный надеждой, вылетели в Ганновер.
Юлька предвкушала долгие прогулки и экскурсии вместе с Сережей, посиделки в кафе, пабах. Юлька не так много знала про Германию, но мечтала познакомиться с этой страной очень близко. Но жизнь внесла свои корректировки. С операцией в клинике тянуть не стали, и назначили через день после и приезда. И полтора оставшихся дня, Сережу снова таскали на всевозможные обследования.
Он попытался возмутиться, ведь это были фактически те же самые процедуры, что и в Москве, но Юлька снова смогла уговорить его. Слова, слезами, обещаниями она снова добилась того, что Сережа хмурился, но выполнял то, что ему велели врачи.
Вечером перед операцией, Сережа не выпускал Юльку ни на секунду. И хотя они оба бодрились и уверяли друг друга, что совершенно не бояться и не беспокоятся, Юлька чувствовала, как от страха сжимается сердце. Боже! Хоть бы получилось! Хоть бы Сережа снова мог видеть!
Юлька молилась всю ночь. Она никогда не была особенно набожной, но «Отче наш» ее заставила заучить еще в детстве бабушка.
Утро дня операции было холодным и промозглым. Влага в сыром воздухе оседала на окнах мелкими гранулами, которые постепенно укрупнялись и скатывались вниз крупными каплями. Сережу уже увезли в операционную, и Юлька ждала, когда все закончится. Она смотрела в окно и казалось, что даже природа плачем вместе с ней. Ведь слезы тоже сами по себе скатывались по щекам из ее глаз, хотя она изо вех сил старалась не плакать. Ведь все будет хорошо! По другому быть просто не может…
Звонок телефона разорвал гнетущую тишину вокруг Юльки. Сергей Николаевич… И ей вдруг нестерпимо захотелось услышать его, пожаловаться, рассказать, как ей больно и тяжело здесь и сейчас. И как страшно.
— Сережа, — всхлипнула она, горло сжали спазмы и она не могла произнести ни слова, и просто разрыдалась в трубку.
— Юлька, — его уверенный голос дарил спокойствие, — я знаю, что его повезли на операцию. Алексей Михайлович мне все рассказал. Юлька. Все будет хорошо, слышишь? Не плачь. Ты сильная. Ты справишься. Я в тебя верю. И верю, что все получится. Нейрохирурги там опытные, Юль. И это не самая сложная операция. В этой клинике лечат и гораздо более тяжелые случаи.
— Сережа, — Юлька пыталась успокоиться, — мне так страшно… так страшно…
— Не бойся. Юлька, все будет хорошо. Хочешь я буду с тобой, и мы будем ждать вместе? По телефону?
— Да, — закивала Юлька, — пожалуйста…
Сергей Николаевич говорил без остановки еще очень долго. Он то успокаивал ее, то принимался шутить, то читал ей вслух смешные истории из сети. И Юлька постепенно успокоилась, и даже начала улыбаться.
И когда Сережу привезли из операционной в реанимацию, она была практически спокойна. Все будет хорошо.
Глава 70.
От наркоза Сережа отходил очень тяжело. Он так метался на кушетке, что медбрат, дежуривший в реанимации, не смог удержать его и привязал широкими ремнями к кровати. Юлька не отходила от него ни на секунду. И когда Сережа открыл глаза, ожидание чудесного прозрения так всколыхнуло Юльку, что доводы разума о том, что все происходит совсем не так быстро, не были услышаны.
— Сережа… Сереженька, — прошептала она, хватая его за руку, — ты как? — и с трудом сдержала рвущийся наружу вопрос: «Видишь?»
— Юлька, — ответил он тоже шепотом и сглотнул, — пить… я ничего не вижу…
— Сережа, но так не бывает, чтоб сразу, — она поднесла к его губам трубочку, — надо немного подождать. Для восстановления нужно время…
— Я знаю, — ответил Сережа, сделав пару глотков, — но как же хочется сразу.
И потянулись дни томительного ожидания чуда. Каждое утро, прибегая из гостиницы, Юлька первым делом спрашивала:
— Как? Чувствуешь что-нибудь? Есть изменения?
— Пока нет, — отвечал Сережа… сначала улыбаясь, ведь они оба понимали, что нужно ждать. Но улучшений все не было, и с каждым днем улыбка таяла. И Сережа стал раздражаться, слыша этот вопрос. Юлька понимала, что она заставляет его нервничать, но не спросить не могла. Она так ждала, так верила в то, что Сережа будет видеть, что каждое утро бежала к нему уверенная, что все случилось.
Через пару недель, когда стало ясно, что улучшений нет, немецкие врачи решили повторить операцию. Они сказали, что успех первой был маловероятен, обычно такие пациентам делают несколько трансплантаций. Но и вторая операция прошла с тем же успехом.
Шли дни. И надежда на то, что все будет хорошо гасла. Состояние Сережи не улучшилось, и каждая следующая трансплантация оставляла все меньше шансов на благополучный исход. Профессор, проводивший операции успокаивал и говорил, что шанс пока еще есть. Хотя обследования тоже не показали сколь-нибудь лучшие результаты.
Сережа нервничал с каждым днем все больше, невольно рыча на тех, кто рядом. Чаще всего на Юльке. А ее сердце замирало от жалости и любви к нему, и обнимала и успокаивала его, уверяя, что стоит потерпеть еще немного, еще чуть-чуть и все наладится.
А он с каждым днем впадал в уныние. Он потерял всякую надежду на лучшее, желание бороться. И у него осталась только жалость к самому себе. Жалость, которую он лелеял и вскармливал долгими бессонными ночами. И от которой становилось только хуже. Сережу не радовало ничего. Ни Юлька, ни родители, которые приехали навестить сына. Иногда он целыми днями не вставал с кровати, иногда по несколько дней отказывался от еды и Юлька со слезами уговаривала его проглотить хотя бы ложечку… Но самыми тяжелыми были дни, когда Сережа срывался и тогда доставалось всем. И персоналу, и больше всего, конечно, Юльке.
— Пошла вон! — кричал он, в очередной такой день, — что ты сидишь со мной?! С калекой?! Думаешь мне нужна твоя жалость?! Видеть тебя не могу! Отвали!
— Сережа, — рыдала Юлька, — пожалуйста… я люблю тебя. И ты мне нужен любой.
— Я?! — хохотал он, — я тебе нужен? Или мои деньги?! Мое положение?! Да ты и не посмотрела бы на меня, будь я здоров! Я может и слеп, но не дурак!
— Сережа, зачем ты так?! Зачем ты так со мной?
— Как?! А как ты со мной? Как вы все со мной?! Оставь меня уже! Возвращайся в свой город! Будь счастлива! И забудь, что где-то есть калека, который умирает от любви к тебе! Когда тебе от него нужны только деньги! Уходи!
— Все.. — Юлька встала. Сил не осталось совершенно. Эти бесконечные недели вымотали ее окончательно, — хватит. Я больше не могу. Раз ты считаешь, что я с тобой из-за денег… ну и оставайся с ними. Они мне не нужны. А я поеду домой.
Она встала и пошла к двери. Хватит. Как же она устала.
— Юлька… Юленька, — Сережа скатился с кровати и ринулся к двери, — прости меня. Прости… я не знаю, что на меня нашло… Юля… Юленька… я люблю тебя. Пожалуйста… не уходи. Прости меня Юленька…