Такие ссоры происходили у них с завидным постоянством. Но Юлька каждый раз прощала его. Иногда потому что любовь все так же жила в ее сердце, не смотря ни на что, иногда потому что жалость к нему, такому беспомощному, захлестывала ее с головой, иногда потому… просто потому что не могла себе представить, как оставить его одного. Здесь. В чужой стране. Но сегодня… нет. С нее хватит.
— Прощай, Сережа. Я позвоню твоим родителям. Ты не останешься здесь один. Но я больше не могу. Ты не такой. Я не верю, что тот, кого я любила, мог сдаться и превратиться в такое.
— Ю-ууля-а-а! — животный вой раздирал ее сердце и душу на клочки, но она решительно закрыла двери. Вышла из больницы. И выдохнула. Все… все закончилось. Можно пойти и просто отдохнуть. Полежать на кровати, посмотреть телевизор, пойти на прогулку. Стыдно сказать, но за эти недели она не гуляла нигде кроме больничного сквера. Теперь можно все… и надо купить билеты. Домой. В гостинице Юлька решительно набрала Сережиного отца:
— Алексей Михайлович, здравствуйте.
— Юля? Здравствуй? Что случилось? Что-то с Сережей?
— Нет. С ним все хорошо. Относительно. Но я ухожу. Простите, но выносить его истерики выше моих сил. Я улетаю домой.
— Юленька, — Алексей Михайлович подобрался, это было слышно даже по голосу, — давай. Ты сейчас пойдешь в гостиницу, отдохнешь, расслабишься, а потом мы с тобой поговорим. Хорошо?
— Нет. Алексей Михайлович, — Юлька кричала в трубку не сдерживаясь, — вы же все понимаете?! Вы сами сбежали от него через два дня! И я не могу больше! У меня нет сил. Ни физических, ни моральных! Я здесь уже почти два месяца, а еще вещи толком не разложила! Потому что у мен я нет времени ни на что, кроме Сережи! Все! Я больше не могу!
— Юля, успокойся… Да, понимаю, ты устала. Я прямо сейчас отправлю к нему мать, а ты возвращайся в Россию. Пару недель поживешь тут, отдохнешь, развеешься… Тут, кстати, подруга твоя объявилась… Василиса.
— Хорошо, до свидания, — согласилась Юлька. Ей вдруг так захотелось к Светке. Почему-то именно про нее подумала она, когда Алексей Михайлович сказал про подругу. Как она там… у нее уже получается несколько месяцев беременность. Может и свадьбу с Глебом сыграли. А ее даже не позвали. И эта обида стала последней каплей. Юлька разрыдалась выплескивая в слезах все свои беды, все переживания и дикую усталость от того, что ве время приходилось быть сдержанно и сильной для Сережи… Для проклятого, надоевшего, иногда даже ненавистного и любимого брюнета.
Глава 71.
Успокоившись, Юлька заказала билеты и принялась собирать вещи. Дело шло медленно. Ведь как бы она ни злилась на Сережу, как бы не понимала, что так дальше продолжаться не может, все равно чувствовала за собой вину. Она бросила его. Беспомощного, сломленного, слабого… а вдруг она и правда любила его только когда он был сильный и на коне. Пока была надежда. А вот сейчас, когда стало практически кристально ясно, что слепота с ним навсегда, она от него отвернулась…
Юлька вздохнула, как же трудно понять даже саму себя, и пошла в ванную закинуть в сумку последние мелочи: крема и баночки. И там, взяв в руки упаковку прокладок, купленную еще в Москве поняла… за эти два месяца они ей не пригодились…
Боже… Юлька без сил опустилась на бортик ванны. Это что же получается? Уже два месяца, а она… а у нее… сердце ухнуло в пятки, а щеки загорелись… Боже… неужели… они ведь и, правда, не предохранялись…
Юлька бросила вещи и помчалась в аптеку. А еще через полчаса, все так же держа в руках заветную полосочку с красным плюсом, в больницу. К Сереже. Она бежала и по щекам текли слезы.
— Сережа! — вбежала она в палату и отпрянула, вокруг суетился медперсонал, стояла система и лечащий врач что-то спрашивал у бледного, лежащего на постели без сил, Сережи.
— Что случилось? Сережа? — пробормотала она, падая на колени перед его кроватью и обнимая его. Такого молчаливого и обессиленного, — что с тобой?
— Все хорошо, — ответил Сережа, когда профессор, как всегда деликатно оставил их наедине, Юлькина преданность давно завоевала уважение у всех сотрудников клиники.
— Но почему… — она не договорила и всхлипнула, — Сережа, прости, что я ушла. Просто я так устала. Прости…
— Это ты меня прости, Юль. Я сам себе готов вырвать язык за то, что наговорил тебе. Я так тебя люблю. Больше жизни, Юль. Но так вышло, что я так и останусь слепым, мне давно сказали, что восстановление маловероятно. Я просто не говорил тебе. Я так боялся, что ты уйдешь от меня… прости… Юлька, я отпускаю тебя. Иди и будь счастлива. Ты это заслуживаешь…
— Дурак, — Юлька уже снова рыдала, — Сережа ты такой дурак. Я же люблю тебя. По-настоящему люблю. Любого. Слепого. Хромого. Какого угодно.
— Юль, — Сережа перебил ее причитания, — эпилепсия вернулась. И скорее всего навсегда. У меня были легкие приступы ночами, и сейчас был. Довольно сильный. Я не хочу, чтоб ты всю жизнь мучилась со мной…
— А я хочу всю жизнь мучиться с тобой… тем более, Сережа, — Юлька улыбнулась, — если ты таким образом хочешь избавиться от своих отцовских обязанностей, то у тебя ничего не получится.
— Что?! Отцовских обязанностей? — переспросил Сережа едва слышно, поворачивая голову к ней.
— Да, — Юлька счастливо улыбнулась, теперь из ее глаз текли слезы счастья, и протянула ему тест с красным крестиком, — я беременна, Сережа. Срок не знаю, но уже давно. Просто я была так занята, что ничего не замечала…
— Юлька, — он судорожно вздохнул, выдохнул, и из уголка глаз выкатилась слезинка, — Юлька… я так рад. Это такая замечательная новость. Юлька, я люблю тебя. Безумно. И его тоже… Или ее… Юль, а кто у нас будет?
— Я не знаю, Сереж, я и про беременность узнала вот буквально только что. И сразу к тебе прибежала, мне так хотелось тебе рассказать.
— Тебе надо срочно в больницу. Ну…чтоб знать, что все хорошо. И, вообще, тебе нужен покой… и не нервничать… А я доводил тебя, прости, Юль. Я такой дурак. Но я обещаю, что сделаю все, чтобы ты и наш ребенок были счастливы. Слышишь? Я все для этого сделаю…
— Я знаю, Сережа, — Юлька всхлипнула, — ты будешь самым лучшим на свете папой.
— И мужем, — добавил Сережа, — думаю, нам нужно возвращаться в Москву и пожениться как можно скорее. Тем более, никакого смысла теперь быть здесь нет.
— Ой… — она вдруг вспомнила, что заказала билет, на завтрашнее утро, — мне же надо сдать билет! Прости, но я и, правда, хотела улететь. Но просто потому, что устала. Но я все равно любила и люблю тебя.
— Не надо сдавать, — Сережа нащупал ее руку и поднес к губам, — надо купить еще один.
— Два, — смутилась Юлька, — твоя мама уже летит сюда.
— Хорошо, — он зевнул, — я немного посплю, Юль, сил нет после приступа. И не говори ничего моим родителям, пожалуйста. Я хочу сам. И твоим тоже.
Сережина мама, которую, как теперь знала Юлька, звали Анна Павловна прилетела расстроенная, но новость о том, что дети помирились, а она скоро станет бабушкой, исправила ситуацию. Алексей Михайлович, которому Сережа рассказал все сам, тоже порывался прилететь к ним, чтобы обнять сына и будущую невестку, но Сережа, смеясь над непривычно взволнованным отцом и будущим дедом, сообщил, что завтра утром они вернуться в Москву все вместе.
— И, папа, — Сережа пытался не улыбаться и быть серьезным, но у него не получалось, — я хочу вернуться к работе. У меня теперь семья, скоро родится ребенок, и я должен думать об их достатке.
— Конечно, сын, — Алексей Михайлович сам с трудом сдержал слезы от такой новости, — я очень рад. Твоя должность всегда за тобой. Так что возвращайся и за работу. Ты уже достаточно отдохнул.
Юлькины родители, которым Сережа позвонил сразу после, тоже были счастливы. Мама плакала, папа то и дело прокашливался, а Федька кричал на всю квартиру: «Ура! Я стану дядей!» Они потом долго смеялись вспоминая его крики.