На княжеском дворище было прохладно и пустынно, пахло соснами и ёлками. Мигали звёзды в безоблачной вышине. Кривой, как сабля, месяц высунулся из-за зубцов крепостной стены кремля, будто из ножен. За стеной стучал колотушкой ночной сторож и покрикивал:
— Чу-ую!..
А где-то далече, должно быть, у какого-нибудь костра, где этой ночью новгородцы пили за победу мёд и ол, хор мужских голосов тянул однотонную песню:
От простой, но щемящей сердце мелодии Тане стало грустно. Она взглянула на князя, но тот, освободившись от своих страхов, был уже весел. Он вытягивал шею, прислушиваясь к чему-то, и в его широко открытых глазах отражались два месяца.
— Чуете? — спросил он.
— Хорошо поют, — сказал Игорь, — только уж очень печально.
— Я не про то! — досадливо передёрнул плечами князь. — Чуете, кузнецы молотами стучат?
Брат и сестра прислушались: действительно, из разных концов Великого Новгорода доносились в кремль десятки звонких ударов по железу.
— Дядя наказал, — пояснил князь Игорь, улыбнувшись, — чтоб кузнецы днём и ночью новые доспехи, мечи да копья ковали! И чтоб старые правили, паче есть такие, что на прошлых ратях повреждены были! Каков звон? Душе радостно! Пошли, братие, по граду!
Размашистой походкой князь двинулся к запертым воротам кремля, но вдруг отлетел назад и упал навзничь.
— Холоп задушный! — яростно закричал он стражнику, вскакивая на ноги. — Как посмел ты князя толкать? Велю, поганый, плетьми запороть! — И он с силой ткнул стражника кулаком в лицо.
Таня вскрикнула, но брат зажал ей ладонью рот:
— Молчи, Танька, это же девятый век!..
— Прости, княже, — бормотал между тем испуганный стражник, вытирая рукавом кафтана брызнувшую из носа кровь, — не признал тебя в сём дивном платно… А князь Олег повелел не впускать и не выпускать никого: вельми много ныне пьяных во граде…
В сумраке крепостной стены заливчато заржал осёдланный жеребец. Несколько коней на привязи рванулись от него в сторону, толкаясь и гулко, на весь кремль, стуча копытами.
— Чьи сии кони? — спросил князь Игорь мирным тоном: возможно, ему уже было стыдно своей горячности.
— Волхвы приехали.
— Зачем?
— Не ведаю о том, княже. Волхов нам наказано в любое время в детинец пропускать.
— Отомкни ворота!
— Не случилось бы беды, княже… Не велел князь Олег…
— Отомкни, холоп! — снова вспыхнул юный князь.
Стражник загремел запором, и трое отроков вышли из кремля.
Здесь, за крепостной стеной, отчётливей стали слышны звонкие удары молотов: динь-дон, динь-дон… А город уже спал, смолкли песни. Лишь кое-где на улицах чуть поблёскивали догорающие костры. На траве там и тут похрапывали захмелевшие воины. За стеной низенькой хижины всхлипывал и глухо причитал страдальческий женский голос:
— Ох вы, детоньки мои милые, покинет вас родной батюшка… Ох, на смерть пойдёт ваш свет-батюшка…
Застучал на волховской пристани колотушкой ночной сторож:
— Чу-ую…
В конце города, словно перекликаясь, застучал другой сторож.
Шли отроки по тёмным улицам и чем дальше уходили от кремля, тем звончей летели в ночь удары кузнечных молотов: динь-дон, динь-дон… Ковал Великий Новгород победу над Аскольдом и Диром. Недаром светилось в тереме окно Олега…
Князь Игорь вдруг остановился, прислушиваясь. Позади стучали копыта, всё ближе, ближе. Вот зафыркала невидимая лошадь.
— Кто бы это? — забеспокоился он. — Не ровен час, лихие люди, головники… Время позднее…
В темноте прорезались силуэты всадников.
— Волхвы, — облегчённо вздохнул князь и пожал плечами: — Не ведаю, зачем они по ночам ездят.
Всадники поравнялись с тремя отроками и неожиданно спешились:
— Хватайте их! — сипло крикнул кто-то. Прежде чем отроки опомнились, сильные руки скрутили Таню и князя Игоря, заткнули рты тряпками и подняли на крупы лошадей.
— Что вы делаете?! — отчаянно закричал Игорь.
Но всадники уже ускакали, топот копыт скоро затих в ночи.
По тёмной улице к кремлю стремглав бежал мальчик в княжеском платно. Задыхаясь, что было сил заколотил он кулаком в ворота:
— Откройте! Пустите меня к князю Олегу! Скорей, скорей, откройте!..
ПЕРУНОВА ГОРА