Вильгельм Гауф
Предание о гульдене
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком. Нельзя сказать, чтобы он жестоко угнетал своих подданных или жил в распре со своими соседями; однако, несмотря на это, никто не верил ему из-за его угрюмого взора, морщинистого лба и резкого, ворчливого характера. Было мало людей, кроме челяди в замке, которые когда-либо слышали, чтобы он говорил обыкновенным образом, как другие люди. Когда он ехал по долине и кто-нибудь при встрече с ним быстро стаскивал свою шапку, останавливался и говорил: «Добрый вечер, господин граф, сегодня славная погода», он отвечал: «Вздор!» или «Сам знаю!». Если кто-нибудь в чем-нибудь не угождал ему или его коню, если с ним в лощине встречался крестьянин с повозкой, так что граф не мог довольно быстро проехать на своем вороном, то он выливал свою злобу в громе проклятий. Однако ни разу не было слышно, чтобы он в этом случае побил крестьянина. В стране его прозвали Грозой фон Цоллерн.
У Грозы фон Цоллерна была жена, которая представляла полную противоположность ему, будучи тихой и приветливой как майский день. Часто дружелюбным словом и снисходительным взглядом она примиряла со своим супругом тех людей, которых он оскорбил резкими выражениями. А беднякам она делала добро везде, где только могла. В летний зной или в ужасную снежную погоду она охотно сходила с крутой горы, чтобы навестить бедных или больных детей. Если на такой дороге ее встречал граф, он ворчливо говорил: «Знаю уж, вздор!» и ехал дальше.
Многих других женщин этот ворчливый возглас устрашил бы и напугал. Одна подумала бы: «Что мне до этих бедных людей, если мой господин не ставит их ни во что?» Другая из гордости или негодования охладела бы, пожалуй, к такому ворчливому супругу.
Но не такова была Гедвига фон Цоллерн. Она любила его по-прежнему; своей прекрасной белой рукой она старалась разгладить морщины на его смуглом лбу, любила и почитала его. Когда через несколько лет небо подарило ей маленького графа, она все-таки продолжала любить мужа не меньше, в то же время выказывая и своему сынку всевозможную заботливость нежной матери. Прошло три года, а граф фон Цоллерн видал своего сына только по воскресеньям после обеда, когда его подносила ему кормилица. Он пристально взглядывал на него, что-то бормотал себе в бороду и отдавал назад кормилице. Однако когда малютка сумел сказать «папа», граф подарил кормилице гульден, но не улыбнулся ребенку.
На третий год в день рождения сына граф велел надеть ему в первый раз штанишки и великолепно разрядил его в шелк и бархат. Затем, приказав вывести своего вороного и другого превосходного коня, он взял мальчика на руки и звеня шпорами начал спускаться по витой лестнице. Увидев это, Гедвига пришла в изумление. Впрочем, она привыкла не спрашивать, куда он собирается и когда вернется. Однако когда он выходил, беспокойство за ребенка на этот раз открыло ее уста.
– Вы уезжаете, граф? – спросила она.
Он не дал никакого ответа.
– Зачем же вы с собой берете малютку? – продолжала она. – Куно пойдет гулять со мной.
– Знаю уж, – возразил Гроза фон Цоллерн и пошел дальше.
Выйдя на двор, он взял мальчика за ножку и, быстро подняв на седло, крепко привязал его платком. Затем он сам вскочил на вороного и рысью поехал из ворот замка, держа в руке повод лошади своего маленького сына.
Сначала малютке, по-видимому, доставляло большое удовольствие ехать с отцом с горы. Он хлопал в ладоши, смеялся и дергал свою лошадку за гриву, чтобы она бежала быстрее, а граф, выражая свою радость, несколько раз воскликнул: «Славный будет малый!»
Но когда они выехали на равнину, храбрость мальчика прошла. Сначала он только робко попросил отца ехать потише. Когда же отец поехал еще быстрее, так что порывистый ветер чуть было не захватил дух у бедного Куно, он стал тихо плакать, потом вышел из терпения и наконец закричал изо всей силы.
– Знаю уж, вздор! – начал кричать отец. – Выехал в первый раз и реветь! Молчи, или…
Но в эту минуту, когда он бранью хотел ободрить сына, его конь поднялся на дыбы, и повод другой лошади выскользнул из его руки. Он изо всех сил старался укротить животное, и когда, успокоив коня, с тревогой оглянулся на сына, то увидел только, как его лошадь одна, без маленького седока, бежала к замку.