Сочетание этих трех мотивов, характеризующих контекст темы судьбы в стихах Ас‘ада, необычно для традиционной арабской поэзии. Эта специфическая трактовка темы приобретает функциональный смысл в определенном историко-культурном контексте, которым является соперничество между аднанидами и кахтанидами во второй половине VII — первой половине VIII в., так как она отвечает основным целям культурно-политической деятельности кахтанидов.
Мотив «оправдания судьбой» является одним из идеологических средств реабилитации языческого прошлого кахтанидов. Одной из причин морального осуждения древних героев и народов Аравии в мусульманское время (ср. напр., спор о Тубба‘) служили исторические рассказы Корана, в которых гибель древних жителей Аравии (адитов, самудян, мадйанитов и т.д.) объяснялась как посланное Аллахом наказание за неправедность, отказ от веры в единого бога, нежелание следовать проповедям посланников[286]. Такое понимание причинных связей в истории делало уже сам факт гибели древнего государства доказательством неправедности его правителей и народа. Эта мысль не только логически вытекала из содержания Корана, но и прямо в нем утверждалась: «Господь твой не был таков, чтобы губить селения, пока не пошлет в народе их посланника, читающего им наши знамения. Мы не губили селения без того, чтобы обитатели их были неправедны» (XXVIII, 59). Мотив «оправдания судьбой» скрыто противостоял концепции морального осуждения всех исчезнувших и погибших народов древности. Стихи Ас‘ада утверждали и подчеркивали, что судьба (Аллах) губит всякое земное величие и этот главный принцип, а не достоинства или проступки народа, определяет, жить ему или исчезнуть.
Мотивы «преодоления судьбы» и «заслуг предков» служили другой культурно-политической цели кахтанидов — утверждать, что они являлись подлинными наследниками древних йеменцев как в их славе, так и в их правах на власть. Они играли ту же роль, что и генеалогические схемы, легенды о переселениях и т.д.
Такая трактовка темы судьбы датируется временем, когда аднанидско-кахтанидская борьба была остроактуальным конфликтом, т.е. второй половиной VII — первой половиной VIII в. К этому времени следует относить и оформление основной массы предания, прежде всего стихов, так как тема судьбы является важной характеристикой их идейно-философской направленности.
Указанная трактовка темы судьбы возникла среди кахтанидов-поэтов, ученых, однако истоки некоторых мотивов можно обнаружить и в других культурно-исторических группах. Так, мотив преодоления судьбы в мире идеальном, благодаря духовным заслугам, встречается в арабской поэзии христианского круга (‘Ади б. Зайд). Определенное влияние христианской литературы; конечно с утерей специфического религиозного смысла, в этом случае возможно. Известно, что христианская культура повлияла на творчество кахтанидов, в частности на трактовку ими темы судьбы (стихи «долгожителей», мотив Ubi sunt)[287].
Мотив «заслуг предков» близок по смыслу к развитому Талмудом представлению о zkwt ’bwt «заслугах предков», о благотворном влиянии нравственной чистоты (заслуг) предков на их потомков[288]. Иудейское влияние в данном случае также возможно. Это подтверждается тем, что иудаизм имел в Йемене глубокие культурные корни, а формирование кахтанидского предания тесно связано с именами обращенных иудеев (Ка‘б ал-Ахбар).
В предании об Ас‘аде в связи с темой судьбы обнаруживается и фрагмент местной йеменской фольклорной традиции. Речь идет о стихотворении, названном Р. Николсоном[289] «Балладой о трех ведьмах», которое рассказывает о встрече мальчика Ас‘ада с вещуньями, об испытаниях, о предсказании ему великого будущего и его последующих подвигах. Это стихотворение начинается и кончается темой судьбы. Характер применяемой там фаталистической терминологии указывает на мусульманский период, как время его формирования. Тема судьбы трактуется в фольклорном, сказочном духе; судьба и ее причуды воспринимаются как нечто поучительное, полезный для человека опыт. Полностью отсутствуют связи с культурно-политическими интересами кахтанидов. Сказочным является основной сюжет испытания и предсказания, и даже число вещуний — три — является стандартным для «сказок о предопределенной судьбе»[290]. Это стихотворение стоит особняком в предании об Ас‘аде, его нет в Ахбар ‘Абид и в других основных сводах кахтанидского материала, его сюжет не отражен в стихотворениях, приписанных Ас‘аду, а само оно объявляется произведением первого тубба‘ ал-Хариса ар-Ра’иша. Стихотворение явно связано с Йеменом. В нем и в комментарии к нему появляются географические пункты, мало известные вне Южной Аравии: Хамир, гора Ханум (Ахнум), гора Йанур (или Дамиг) в прозаическом продолжении легенды в связи с Хассаном, сыном Ас‘ада. Содержащаяся в стихотворении попытка возвести происхождение Ас‘ада к племени хамдан также отражает внутрийеменскую политическую ситуацию; вне Йемена претензии хамданитов на родство с Ас‘адом значения не имели. В этом стихотворении о «предопределенной судьбе» Ас‘ада ал-Камила можно видеть образец развития предания на йеменской почве, видимо, после создания основной массы стихов и легенд (встречается в позднем своде Нашвана, не имеет признаков доисламских истоков).
286
О роли морального фактора в исторической концепции Корана и коранической схеме истории доисламских арабов см.:
287
289