Рассказ о принятии иудаизма, как уже говорилось, восходит к преданию йеменских иудеев, которое было переработано и введено в кахтанидскую биографию Ас‘ада. Остальные сведения о Йемене имеют ряд общих и характерных особенностей: все они отрывочны и поверхностны, освещают лишь события, связанные с армией, с походами в Аравию, но никак не отражают внутреннюю жизнь страны, образ жизни царей, события в южной части Йемена, борьбу с Эфиопией, торговые и политические связи в Индийском океане, языческие верования Южной Аравии. Отрывочность соответствующих реальности сведений, характер упоминаний йеменских топонимов и имен, оттенок восторга перед описываемым показывают, что все эти материалы создавались вдали от Йемена, людьми, оттуда происходившими, но не связанными с Южной Аравией тесными узами долгой политической преемственности, прочной и древней исторической традиции.
Среди жителей Йемена и среди йеменцев, выселившихся оттуда в VII-VIII вв., такая характеристика более всего подходит к йеменским бедуинам. Многие особенности стихов Ас‘ада. подтверждают, что именно из этой культурно-исторической группы происходит бо́льшая часть реальных сведений о Йемене. В первую очередь — это выбор в качестве центрального и любимого героя именно Ас‘ада, царя, официально включившего бедуинский элемент в состав государственной структуры. Далее, сведения о йеменской истории, сохранившиеся в предании,— покорение Центральной и Восточной Аравии, создание «нового» Киндитского царства — это прежде всего история йеменских бедуинов. Упоминаемое, в предании сочетание оседлых и бедуинов в химйаритском войске также отражает усиление бедуинского элемента в Южной Аравии в V-VI вв. Связь с бедуинской средой объясняет и полное совпадение военной терминологии и военных описаний в стихах Ас‘ада с традиционной арабской поэзией, бывшей главным образом бедуинской. На бедуинскую среду указывают и такие мелкие детали, как постоянное употребление термина набатеи (nabat, nabît) для обозначения врагов Ас‘ада как в Аравии, так и вне ее. Термин этот по происхождению бедуинский, после падения Набатейского царства (нач. II в.) он стал употребляться в смысле «оседлые», более конкретно — «оседлое арамеоязычное население Сирии и Ирака»[448].
Таким образом, можно утверждать, что большая часть достоверных сведений о доисламской истории Йемена восходит к среде йеменских бедуинов. Трудно решить, существовало ли формально завершенное племенное предание бедуинов Йемена, этому пока нет никаких доказательств. Напротив, скудность и отрывочность сведений указывают скорее на то, что источником послужило не предание, а лишь обрывки рассказов, фрагменты генеалогий, отдельные легенды, сохранившиеся в памяти южноаравийских бедуинов, выселившихся в другие области халифата.
Указав основные источники и компоненты предания об Ас‘аде ал-Камиле, следует остановиться на некоторых вопросах, которые до сих пор оставлялись нами почти без внимания. Мы рассматривали стихи и прозаические рассказы как части единой массы предания, однако в рамках этого предания стихи отличаются от прозаических рассказов (прежде всего Ибн Исхака и Хишама б. ал-Калби). В стихах значительно острее выражена политическая тенденция. Стихи содержат кахтанидскую трактовку темы судьбы, в них перечисляются кахтанидские племена. Стихи насыщены лексикой, характерной для омейядского времени, подробно говорят о вере Ас‘ада в Аллаха, о поклонении Ка‘бе, содержат много коранических реминисценций. Более тесные связи с кахтанидскими политическими интересами указывают на их позднее происхождение по сравнению с прозаическими вариантами легенд, сохраненными Ибн Исхаком и Хишамом б. ал-Калби. О том же свидетельствует и исчезновение в стихах сведений об иудаизме Ас‘ада: царь поклоняется Аллаху и его храму как истинный мусульманин.
Однако содержащийся в стихах материал более обширен, чем прозаические варианты, именно в них сохранились сведения о походе против мааддитов и в ал-Йамаму, о составе армии, подробности дальних походов, йеменские реалии. Широта охвата материала, явная связь с политикой и определенная стандартизация материала показывают, что стихи были основной формой бытования предания.
Стихи предания об Ас‘аде очень близки друг к другу по характеру и составу содержащихся в них сведений и реалий, по композиции и особенностям системы образов и лексики. Выделяются лишь два стихотворения. Первое — «Завещание» Ас‘ада, отсутствующее в Ахбар ‘Абид, основном своде приписываемых этому царю стихотворений. Построенное так же, как и большинство других стихов предания, оно связано с кахтанидско-аднанидской борьбой, содержит тему судьбы, рассказы о дальних походах, перечни племен, описания замков, имена предков. В то же время в нем есть отсутствующая в других стихах просьба о том, чтобы похоронить царя стоя. Эта деталь находит себе параллель в средневековых рассказах о находках в Йемене вертикальных захоронений[449]. Она фигурирует и в прозаическом рассказе в Ахбар ‘Абид, где тот факт, что химйариты не сумели выполнить просьбу царя, выставляется как знамение будущей гибели химйаритского царства. Фаталистические термины «Завещания» все связаны с понятием «время-судьба» и не содержат слов от корней qdy и qdr. Все это показывает, что «Завещание» связано с несколько иными традицией и кругом материалов, чем остальные стихотворения предания, и, возможно, старше их. Особое место занимают «Три ведьмы», приписываемые не Ас‘аду, а его легендарному предшественнику, первому тубба‘ ал-Харису ар-Ра’ишу. Это стихотворение — «сказка о предопределенной судьбе», являющаяся скорее всего результатом бытования предания в Йемене в IX-X вв. Тогда оно, перестав быть орудием политической борьбы, приобрело более народный характер, обогатилось фольклорными легендами, новыми местными реалиями. Нечто подобное произошло и с одним из вариантов стихотворения «Химйар», содержащего имена, обычно отсутствующие в предании.