Она попросила Ингрид не шуметь, она хочет слышать его шаги. Да, да, она постарается не шуметь. Ее милость услышит его шаги. Она крепко вцепилась пальцами в подоконник, точно это могло помочь ей.
— Ты не должна шуметь, — шептала она себе, — ее милость хочет услышать его шаги.
Советница сидела, чуть подавшись вперед и вся обратившись в слух. Слышит ли она его шаги по двору? Наверное, она ждет, что он свернет к тропке, ведущей в кухню. Ингрид видела, что ее милость и надеяться не смеет на иное. Слышит ли она, как заскрипела под его шагами большая парадная лестница? Слышит ли она, как отворилась дверь в большую господскую прихожую? Слышит ли она, как быстро он поднимается наверх? Он перепрыгивает через две-три ступени! Слышит ли мать его энергичные шаги? Это уже не шаркающая походка простолюдина.
Почти со страхом слушали они, как он приближается к гостиной. Они, наверное, вскрикнули бы обе, если бы он вошел.
Но он не вошел, а, миновав переднюю, направился в свою комнату.
Советница откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ингрид показалось, что старая госпожа хотела бы умереть в эту минуту.
Не открывая глаз, она протянула вперед руку. Ингрид бросилась к ней, взяла эту руку, и советница привлекла ее к себе.
— Миньона, Миньона, — повторяла она, точно это было настоящее имя девушки. — Нет, — продолжала советница, — мы не будем плакать. Не будем сейчас об этом говорить. Возьми скамеечку и садись тут, у огня! Нам надо успокоиться, дружочек. Поговорим о чем-нибудь другом. Мы должны быть совершенно спокойны, когда он войдет.
Хеде пришел через полчаса. На столе был сервирован чай, в люстре зажжены все свечи. Он и впрямь переоделся и теперь выглядел настоящим помещиком. Ингрид и советница изо всех сил сжали друг другу руки.
Они сидели, привыкая к его присутствию. Трудно угадать, что он скажет или сделает, предупредила ее советница. Он всегда был непредсказуем. Но обе они должны быть спокойны, что бы ни случилось.
Ингрид и в самом деле была спокойна. Блаженное чувство покоя охватило ее, исчезли тревога и возбуждение. Ей казалось, что она воспарила к неземному блаженству. Ввысь, ввысь несли ее ангелы, и она безмятежно покоилась в их объятиях.
Однако в поведении Хеде не было ничего необычного.
— Я пришел лишь для того, чтобы сказать, что у меня сильно разболелась голова и я принужден тотчас же лечь в постель. Я почувствовал головную боль, когда катался по озеру на коньках.
Советница ничего ему на это не ответила. Слова его были просты, но она не в состоянии была их постичь. Ей понадобилась по меньшей мере секунда, чтобы уразуметь, что он ничего не знает о своей болезни и живет где-то в прошлом.
— Впрочем, я, пожалуй, все-таки выпью сначала чашку чая, — добавил он, слегка удивленный молчанием матери.
Советница подошла к чайному столу. Он взглянул ей в лицо.
— Вы плакали, мама? Отчего вы сегодня такая молчаливая?
— Мы вспоминали одну печальную историю, я и мой молодой друг, — ответила советница, указывая на Ингрид.
— О, прошу прощения! — сказал он. — Я и не заметил, что у нас гостья.
Молодая девушка вышла на свет, прекрасная, как человек, сознающий, что в следующее мгновение перед ним распахнутся врата рая. Он поздоровался чуть церемонно. Он явно не знал, кто перед ним. Советница представила ему девушку.
Он бегло взглянул на Ингрид.
— Я недавно встретил мадемуазель Берг на льду озера, — сказал он.
Он ничего о ней не знал, как будто до сего дня ни разу в жизни с ней не разговаривал.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Наступило относительно счастливое время. Разумеется, нельзя было утверждать, что Хеде окончательно выздоровел, но его близкие были счастливы уже одной мыслью о том, что он на пути к исцелению. Память у него была в значительной мере нарушена, целые периоды жизни выпали из его сознания, на скрипке играть он не мог и забыл почти все, чему учился. Мыслительные способности у него настолько ослабели, что ему не хотелось ни читать, ни писать. И все же ему было намного лучше. Исчезла пугливость, вернулась привязанность к матери, в его привычках и манере поведения теперь вновь чувствовался владелец поместья. Нетрудно понять, что и советница, и все домочадцы были на седьмом небе от радости.
Хеде и сам неизменно пребывал в радужном настроении. Весь день его не покидало ощущение восторга и радости, он никогда ни о чем не задумывался, не размышлял о непонятном и вообще не задерживал внимания на том, что требовало умственного усилия.
Самое большое удовольствие доставляли ему физические упражнения. Он брал Ингрид с собой на лыжные прогулки, приглашал ее кататься на санках. Он почти не разговаривал с ней во время этих совместных вылазок, но ей все равно нравилось сопровождать его. С Ингрид он был приветлив, как и со всеми остальными, но он ни в малейшей степени не был в нее влюблен.