Выбрать главу

Может, боится, что заимев на них документы, я решусь сбежать из страны до окончания реставрации, раз я американская гражданка?

Это куда логичнее объясняет его порыв держать меня на виду, чем какие-то маньяцкие умыслы.

Проходит больше часа, когда поля за окном начинают сменяться лесами, а те поселками и городками. Все это время мы едем в полной тишине, когда, наконец, он подает голос:

– Дженна.. Это было нечестно. Да. Простите меня.

Нечестно? Нечестно – это быстро исправить камень на ножницы в считалке, когда увидел, что друг показал бумагу. А то, что он только что провернул…

Очевидно, незнакомец чувствует мой настрой, потому что вновь замолкает и в следующий раз подает голос лишь еще минут через десять:

– Я не могу вам рассказать, почему так поступил, но, поверьте, у меня есть на то очень веские причины.

– Надеюсь на это – сухо парирую я, решив, что не дам ему вывести себя на эмоции.

Немного подумав, все-таки добавляю:

– Если уж не можете рассказать этого, то надеюсь, сможете мне прояснить кое-что другое.

– Что именно?

– Например, что вы вчера в такое время делали в баре отеля, если живете за городом? И откуда знали мою фамилию? Не невинную случайность в-нужное-время-в-нужном-месте, уж извините, даже с натяжкой совсем не тянет.

– Ответ довольно тривиален, я бы сказал. Я хотел купить картины у музея Брашова. Но смотритель сказал, что вы меня опередили. Он назвал имена: ваше и Винсента. Найти вас было делом техники.

Конечно, если не учитывая один ма-а-аленький нюанс:

– Да.. но видите ли.. старик, что продал мне эти картины, заявил, что звонил лишь в две галереи: Винсента и нашего конкурента Блума. Мол, даритель так сказал ему сделать и.. потому мне немного неясно, как вы вообще могли узнать об этих картинах, чтобы захотеть их купить.

– Не думаете ли же вы, мисс Бёрнелл, что тот пожилой мужчина единственный работник, которому известно о таком щедром дарении музею, стоящему на грани разорения?

– Хотите сказать, вы узнали это от кого-то другого?

– Сказать можно по-разному. Замечу лишь, что состоятельному человеку, проживающему здесь, несложно узнавать о событиях, которые его интересуют.

– Но тот старик не был похож на того, кто врет.

– И поэтому он продал вам только три картины?

– Значит, их действительно поступило шесть?

– Знаю только, что в принципе их семь – избегая прямого ответа, говорит мужчина – но одна утрачена, очень давно.. а теперь, выясняется, что еще и эти три неизвестно где.

После небольшой паузы, он уточняет:

– Я смог прояснить все, что вас беспокоит?

– Меня беспокоит слишком многое, потому прояснить всё будет крайне сложно. Но хотелось бы еще кое-что уточнить.

– Слушаю.

– Этот.. инцидент, так его назовем – это единственная строка договора, написанная мелким шрифтом? Я о том, что после реставрации картины действительно остаются за мной, или и на этот счет там оставлена какая-та уловка?

Например, он имеет право их вернуть себе, если сочтет работу некачественно выполненной или типо того. Теперь я уже не уверена, что в том своем состоянии подлинно ознакомилась с этими важными бумагами, обязательствами которых связана теперь по рукам и ногам.

Понимаю, что даже если это так – вряд ли он сейчас скажет. Хотя, почему нет? Если договор уже подписан, и я все равно обязуюсь их восстановить.

Но он, кажется, искренне изумляется:

– Нет, что вы. Картины конечно же достаются вам. Вернее, формально, они уже ваши.

– Окей, раз так, то пока что это все.

Наконец, он поворачивает ко мне голову, и на его губах появляется едва заметная улыбка. Сейчас его глаза вновь светло-голубые, а выражение лица стало несколько теплее, чем было возле отеля:

– Надеюсь, тогда, вы больше не злитесь на меня?

– «Злитесь» слишком неточное описание того, что я..

Но договорить не успеваю.

-5-

Все еще глядя на него, боковым зрением я вижу выскочившее на дорогу черное пятно. Оно замирает как раз перед машиной, и все происходит слишком быстро.

Не успев подумать, я вцепляюсь поверх рук незнакомца в руль и резко выворачиваю его в сторону, стараясь миновать черную кошку, что глядит прямо на нас. Машина визжит, и нас едва не выносит на обочину. Лишь каким-то чудом мы удерживаемся в рамках дорожного полотна.

Тяжело дыша, я замечаю, что мои пальцы от напряжения впились в руки незнакомца, поверх которых все еще лежат на руле. Поднимаю глаза и вижу, что сам он стал бледным, как полотно, и отрывисто дышит.

Такое чувство, что вот-вот потеряет сознание.