И ударил жену по лицу, да так, что кровь у нее брызнула. Попало три капельки на его рубашку. И попросила молодая жена у Бога и у Святой Девы, чтобы остались те капельки крови на его рубашке до тех пор, пока она сама их не смоет.
— А теперь надо мне уходить, — говорит ей муж. — А куда — никто не знает. И знай: не найдешь ты меня, пока не износишь две пары железных башмаков и пару стальных.
И уехал он от своей жены в карете, золотой и серебром изукрашенной. Четыре голубя были запряжены в ту карету. Унесли они карету в небо и исчезла она из виду. Уж как радовались, уж как смеялись завистливые сестры!
А Мари думает: «Теперь надо мне идти и искать мужа, пока не найду. Только смерть меня остановить сможет. Не надо мне было его шкуру сестрам показывать. Кто бы мог подумать, что могут сестры быть такими злыми да завистливыми? Я же никогда нм зла не делала. Так возьму я у них золотого петуха и серебряную курицу — у злодеев воровать не грех».
Взяла она петуха и курицу, серебра и золота, взяла посох, чтобы легче идти было, и ушла из дому ни с кем не попрощавшись.
Третий вечер
Отправилась Мари в дорогу, а куда идти — не знает.
Шла, шла, стальные башмаки износила. Сделали ей в кузнице другие башмаки, железные. Вся ее одежда изорвалась, а она все идет по лесам, по равнинам, по горам. Вторую пару башмаков износила, а все идет. Исчезла вся красота Марн, подурнела она от солнца, дождя и ветра, от голода и холода похудела — только кожа да кости от нее остались.
Сделали ей еще одну пару железных башмаков. Заплатила она кузнецу, и не осталось у нее больше денег. А она все идет да идет. Так ослабла Мари, что с трудом ноги переставляет. Ест она только травы да коренья, ночует на краю дороги, от дождя да от зноя под деревьями прячется. Четыре года она так по свету бродила.
А на пятый год подошла она к высокой горе, посмотрела наверх и думает: «Как бы мне наверх подняться? Ни одна дорога на эту гору не ведет, кругом только скалы. Но надо мне вперед идти, так я быстрее последние башмаки изношу. А может быть, и не доведется мне их износить, умру я по дороге… Что ж, значит, не жить мне без моего любимого».
Три дня она на гору поднималась, три дня и четыре ночи. Часто приходилось ей отдыхать, ведь обессилела она от голода и жажды. А когда поднялась она на вершину, то увидела внизу город.
«Ну все, — думает Мари, — дальше этого города я не пойду. Наймусь там к кому-нибудь в услужение, скоплю денег, а отправлюсь дальше.»
Спустилась Мари с горы и остановилась отдохнуть у моста. Видит — девушки белье в реке стирают, разговаривают, смеются, шумят как стая сорок. Смотрит на них Мари, а подойти и заговорить с ними не решается. Вот видит — другие прачки из города ни реку идут. Стали белье стирать, а старшая прачка и говорит:
— Смотрите, не потеряйте рубашку принца, ту самую, на которой три пятнышка крови. Выстирайте ее хорошенько, а потом мне отдайте. У кого она?
— У меня, — отвечает одна девушка. — Я уж ее стираю, стираю, тру, намыливаю, чего только с ней ни делаю, но никак не получается ни у меня, ни у других прачек отстирать эти три пятнышка крови.
Слышит Мари разговор прачек, и кровь ей к сердцу приливает. Пошла она к девушкам, а сама чувствует, что ее железные башмаки совсем уже дырявые. Подошла она к одной прачке и говорит:
— Дай мне рубашку принца, о которой вы только что говорили, может быть, у меня получится ее отстирать.
— Отойди отсюда, грязная нищенка, ты нам только все белье перепачкаешь, — говорит ей одна прачка.
А старшая прачка как услышала такие слова, сказала:
— Да как же тебе не стыдно! Эта женщина к тебе вежливо обратилась, а ты ее гонишь, как собаку, — и протянула Марн рубашку.
Только Мари опустила рубашку в воду да потерла немножко, как сразу же исчезли с нее капельки крови.
— Из какой страны ты пришла сюда? — спросила ее старшая прачка.
— Пришла я сюда из Нижней Бретани, что за сто лье отсюда. Остановилась я здесь, чтобы отдохнуть. Если вы накормите меня да напоите, то буду я вам благодарна.
— Пойдем со мной, — сказала ей старшая прачка. — Работы у нас много, а скоро станет еще больше. Скоро женится наш принц, и всеми забот прибавится. Накормим мы тебя и напоим, а сверх того и одежду новую дадим. Твоя-то уже совсем никуда не годится, через дырки в ней кожа видна.
И пошла Мари вслед за старшей прачкой. Накормили се, напоили и согрели. Давно уже не было Мари так хорошо. Спросила она у старшей прачки, можно ли наняться на какую-нибудь работу при дворе принца.
— Сейчас узнаю, — отвечает ей прачка. — И если есть при дворе какая-нибудь работа, то я тебя на нее устрою.